Три года революции и гражданской войны на Кубани

государственной регулировки экономической жизни», – «тем» же «менее может справляться с нею неокрепшая государственная власть». Дальше указывалось, что «декларативное признание» этого еще не может привести к свободе торговли, так как объявление этой свободы лишь на территории Добровольческой армии не разрешает того же вопроса на территориях краевых образований: Дона и, главным образом, Кубани, где щедрой рукой расставлены рогатки.

Донское правительство в обмене мнений с «Особым совещанием» соглашалось в принципе отменить все стеснения торговли на территории Дона, но на началах взаимности. В газете «Свободная речь» ставился этот вопрос ребром о необходимости и неизбежности общего фронта против Кубани, – нужно-де согласиться Дону и Добровольческой армии, а потом применить совместные действия в отношении Кубани… Тем смелее это можно было сделать, что с окончанием сбора хлебов на всем пространстве Юга России «отпадал главный козырь кубанских самостийников»…

Уже тогда, в августе месяце, как мы видим, поднимался вопрос о применении сильнодействующего средства экономического воздействия на Кубань. Приводился и главный мотив, почему газета правого кадета, профессора Соколова, считала, что у добровольцев должны быть руки развязаны в отношении Кубани; она-де состоит в сотрудничестве и соглашении с грузинскими «полубольшевиками» в соглашении, заключенном якобы «в глубокой тайне», но о котором все знали, конечно. Любопытно отметить, что идеолог добровольческой политики не мог здесь умолчать о другом виде самостийности, которая наряду с краевыми самостийностями препятствовала нормальному товарообороту, – это «самостийность» местных органов добровольческой власти: комендантов и др.

Итак, что же это за сильнодействующее средство, которое решено было применить к живому краю, ресурсами которого, по преимуществу, питались силы борьбы?

В двадцатых числах сентября та же «Свободная речь» оповестила своих читателей, что Кубанским Краевым правительством получено официальное уведомление от Особого совещания о воспрещении ввоза в Кубанскую область всяких товаров и продуктов… Лишь через полмесяца после общего объявления блокады последовало несколько смягчающее разъяснение, главный 3-й пункт которого звучал тем не менее достаточно сурово: – «когда обеспечен вывоз эквивалентного количества товаров: из Кубанской области, тогда лишь разрешался ввоз соответствующего количества товаров на Кубань независимо от того, когда заключен договор». Таким образом, чиновники «Особого совещания», в некоторых случаях те же «самостийные коменданты», о которых шла речь выше, получали в свои руки ключ от всякой торговли товарами и продуктами, попадавшими на Кубань… Захлопывалась крышка над экономическим гробом Кубани. Безвольное, дряблое правительство Курганского лишь через месяц после объявления блокады (29/Х 1919 года) внесло резолюцию, в коей заключалось слабое подобие протеста: «Признать фактическое осуществление Добровольческой армией внешней блокады посягательством на экономическую свободу Кубани»…

В Ростовской газете «Заря России», специально обслуживавшей действующую армию, было помещено даже такое сетование № 37 от 11 октября 1919 года в передовой статье на тему: «Два результата» – приводилось противопоставление, как весной «орлы Кубани» прилетели с далекого Кавказа на выручку Дона и дружными усилиями освободили Дон, и как теперь в результате отсутствия единения кубанцы не могут вывезти свой товар с Кубани, а донцы с Дона без специального разрешения на то со стороны добровольческого управления торговли и промышленности… И еще: наша попытка «пробить окно» в коммерческую Европу и войти самим, помимо коммерсантов, в непосредственный с нею контакт успеха не имела, даже хуже того: это стоило нам цены груза одного парохода среднего тоннажа.