Три года в Соединённых Штатах Америки

Зато я несколько раз показывал всем, как нужно падать с мотоцикла, а также вместе с мотоциклом. Все четырем моих падения оказались успешными, даже гоночный комбинезон не пострадал. Делал я это исключительно для того, чтобы вселить в мотогонщиков уверенность. Вообще-то падать было больно. Ну, да, чего не сделаешь для блага родной команды, которая впервые ехала в столицу нашей Родины, Союза Советских Социалистических Республик. В путь выехали пять небольших автовозов, два открытых, с гоночными машинами «Москвич-Метеор», и три закрытых, а попросту три фуры, в которых стояли крепко принайтованные к полу четыре супербайка, четыре дорожника и два трайка, один гражданской, а второй военной модели. Оба выглядели, как носороги, и оба были двухместными, вот только гражданский с мягкими креслами и огромным багажником.

Главной изюминкой обоих трайков являлось то, что я установил на них форсированные двигатели «ЗМЗ – 513» с автомобиля «Газ-66» и оснастил их высокопрофильной, восемнадцатидюймовой резиной, так что оба были похожи на танки. А на военном трайке я ещё и установил турель с креплениями для двух «Утёсов» с электроспуском на оба пулемёта и защитные бронещитки для водителя и пулемётчика, который мог вести огонь на все триста шестьдесят градусов. Претерпели изменения и спортбайки. Они были изначально сконструированы так, чтобы на них можно было установить резину более широкого профиля и такую Георгию Ивановичу доставили ещё в середине августа, широкую и после проточки на токарном станке достаточно округлую, семнадцатидюймовую, на заднее колесо, и более узкую, восемнадцатидюймовую, на переднее, но только недавно мы смогли установить на супербайки новые колёса. На них сразу же стало ездить легче, да, к тому же и поехали они немного быстрее.

В Москве нам предстояло показать новые гоночные «Москвичи-Метеор» и мотоциклы «Метеор» в трёх местах – на гоночной трассе под Москвой, в НАМИ, куда должны были приехать Брежнев с военными и правительственными чинами, а также на ВДНХ. Своё присутствие в НАМИ и на ВДНХ я исключил сразу же, объяснив генералу Булганину это тем, что у него есть Князев и Жорик, которые вложили в развитие моих идей куда больше, чем я сам. Все знали, что это не так, но я поговорил с каждым и объяснил, что отправляться в Москву, в какую-нибудь спецшколу и затем поступать в МАДИ, чтобы из меня сделали там идиота, не желаю. Пусть уж лучше я останусь неграмотным самородком и буду работать у них главным консультантом. Булганин с Князевым облегчённо вздохнули и стали относиться ко мне ещё благожелательнее, Жора на меня рассердился и обозвал дураком, а Гена, Славка и Витёк обиделись на Булганина, но за пару дней до выезда мы собрались на базе, скушали пять бутылок коньяка, Ирочка не пила, и я им объяснил, что идей у меня в голове вертится с херову гору, так что их нужно реализовывать по уму.

Хотя мы все и были немного подшофе, я доходчиво объяснил друзьям, какая волна критики обрушится на наши детища и с какой силой придётся отбиваться Булганину, Князеву и Жорке от опричников ЦК КПСС. Мои друзья сразу же притихли. Они ехали в Москву вместе с Жорой на «Икарусе», позади которого ехала здоровенная техничка на базе «Урала». Мы ехали впереди и мне, честно говоря, было немного неуютно. Просматривая базу данных КГБ-ФСК-ФСБ, я нигде не обнаружил упоминания о том, что был отдан приказ об обнаружении Оракула. В конце октября отец слетал на самолёте в Киев, из аэропорта съездил на вокзал и со всеми предосторожностями, вроде кожаных перчаток и незаметного доставания закладки из дорожной сумки, оставил в автоматической камере хранения портфель с семнадцатью скоросшивателями, после чего бросил письмо в почтовый ящик, купил семь тортов «Киевский» на Крещатике, и тем же вечером вылетел обратно. Думаю, что в КГБ до сих пор разбирались с моими страницами, которые я торопливо исписал чернильным карандашом.

В этих папках находились материалы по всем техногенным катастрофам вплоть до начала семьдесят четвёртого года, которые произошли в Советском Союзе и странах социализма, а также были указаны их виновники и причины. Над этим я корпел два дня и четыре ночи, но к тому времени я за пять секунд мог нагуглить любую информацию, поисковик работа блестяще, а самые «толсты» сайты и гигабайтные архивы открывались практически мгновенно. Отец, узнав о содержании закладки, схватился за голову. Три дня назад он снова отвозил закладку, но уже в Уфу. Вернувшись из Башкирии с шестью трёхлитровыми банками знаменитого мёда, он спросил меня:

– Боря, почему ты не хочешь лично встретиться с Юрием Владимировичем и играешь в шпионов?

Да, мой отец такой. Он вступил в партию ещё на флоте и верил во всё, что та творила, частенько из-за человеческой глупости. Отец и в две тысячи пятнадцатом оставался коммунистом и хранил свой партбилет, хотя его и исключили в девяносто восьмом из КПРФ с феноменальной формулировкой – «За критику товарища Зюганова». Посмотрев на него, я тихо сказал: