Минут через двадцать вся команда, приняв душ, собралась за столом. Все, включая турок, были злые и голодные, а потому вполголоса ругались на родных языках и только один капитан хранил спокойствие. Ну, а я, надев чистую белую куртку, которую успел выстирать, высушить и между делом погладить вместе с поварским колпаком, вышел к ним и прежде всего задал вопрос, кто любит острые блюда, а кому хочется на первое чего-то помягче. Когда я выслушал пожелания каждого, то принялся разливать борщ и суп по глубоким тарелкам и обносить каждого, отчего теперь у всех вылезли глаза на лоб. Вместо хлеба я поставил на стол порезанные на куски чуреки, а к ним белый сыр и зелень. Когда я поставил перед капитаном Хольмквистом тарелку с борщом и солидным островком сметаны, тот спросил:
– Что это такое, парень?
– Капитан Хольмквист, – ответил я, – вы сначала попробуйте, а потом я вам скажу, как это блюдо называется. Поверьте, оно очень вкусное и должно вам понравиться. Во всяком случае где бы я его не готовил, его везде ели с удовольствием и не было случая, чтобы кто-нибудь запустил в меня тарелкой.
Бобби Стирлинг развёл руками, но всё же вооружился ложкой и попробовал мой борщ. В жизни ещё не было такого случая, чтобы кто-то от него отказался. Уж на что испанцы в этом плане упёртые, но и они трескали мой борщ за милую душу и потом ещё и просили добавки. То же самое случилось с цэрэушником. После первых двух ложек борща он так увлёкся, что слопал его полностью и потребовал добавки, но я вместо неё сунул ему стейк, приготовленный так, как это умеют делать только в Техасе, да, и то не на каждом ранчо. Ну, я в Штатах ни разу не был, но меня этому научил один американец, кстати, тоже бывший цэрэушник, но работавший в этой конторе аналитиком. Троим ирландцам и одному англичанину я подал ирландское рагу на второе, отчего все четверо мигом повеселели, так как они хотя и слопали борщ, были слишком удивлены им, чтобы восхищаться или ругать его. Зато турки, французы и корсиканцы были в восторге от супа-харчо. Понравились им также бефстроганов и зразы. В общем ужином все остались довольны, так как после того, как с коком случился инфаркт и его пришлось засунуть в холодильник, они питались всухомятку. По настоящему же все обрадовались тогда, когда я внёс в кают-компанию графины с апельсиновым соком, чёрный кофе, пудинги и шарлотки.
Сам я за всё то время, что нанялся в коки, так ни разу и не присел. Стоя немного поодаль, я молча смотрел, как эта банда наркоторговцев набивает себе животы моей стряпнёй и мне даже сделалось немного не по себе. Их бы всех следовало отправить в мордовские лагеря, кормить совсем по другому и заставлять при этом валить лес от зари до зари вручную. На противоположной от меня стороне стола сидел в окружении двух смуглых, коренастых мужиков лет сорока пяти, корсиканец Рене. Он был помоложе них, лет тридцати двух, выше ростом и намного борзее. Этот тип, похоже, был сыном главаря какого-то корсиканского клана. Одарив меня нелестным взглядом, это чучело, косившее под другого корсиканца, Наполеоне де Буонпарте, вдруг сказало, обращаясь ко мне на ломаном английском:
– Эй, кок, чем стоять здесь и пялиться на нас, пойди и прибери в моей каюте, пока я пью кофе. Заодно постирай мои рубашки и бельё, да, смотри, не порви, голову откручу. Кивнув, я ответил наглецу с улыбкой по-французски:
– Никаких проблем, Рене. Двести баксов и я засуну твоё тряпьё в стиральную машину и приберусь в твоей берлоге.
– Что ты сказал? – Отставив чашку с кофе завопил возмущённый хлюст – Ты пойдёшь и сделаешь это немедленно!
Усмехаясь и всё также держа руки на груди сложенными, я весёлым, насмешливым голосом сказал:
– Хорошо-хорошо, Рене, ты только не вопи так громко. Если у тебя нет денег, расплатишься со мной как-нибудь по другом. Я придумаю, как именно. У меня богатая фантазия.
Все бандиты радостно заулыбались и замерли в ожидании развязки. Корсиканец, одетый тёмно-зелёные спортивные брюки, бежевую тенниску и велюровую коричневую курточку, моментально вскочил, выхватил из рукава узкий кинжал-корсо, традиционное оружие корсиканских брави, и метнул его в меня, целясь в сердце. Я мгновенно ускорился, расцепил руки, хлопнул в ладоши и поймал кинжал, после чего включил тормоза. Сидевший за столом наркоторговцы, похоже, не сразу поняли, что произошло и поначалу было подумали, что корсо с рукоятью красного дерева с серебряными темляком и гардой, похожей на знак параграфа, торчит у меня в груди, но я взял его за остриё, помахал им и рассмеялся. Рене, быстро оценив обстановку, выхватил из-под курточки уже армейский «Кольт» сорок пятого калибра и с насмешкой спросил меня, снова прицелившись точно в грудь:
– Кок, интересно, а пулю ты сможешь поймать? Улыбнувшись ещё шире, я ответил:
– Рене, прежде чем ты нажмёшь на спусковой крючок, позволь мне дать тебе один совет на будущее. Никогда не начинай того дела, которое ты не сможешь довести до конца.