Три года в Соединённых Штатах Америки

Сержант Сеня дёрнул и я чуть снова не вырубился. Зато боль в ноге утихла и я через минуту снял вторую борцовку, встал и отправился в душ. Через полчаса, смыв с себя кровь под горячим душем, я, наконец, почувствовал себя человеком. Правда, весьма изрядно избитым. Ни о какой тренировке уже не могло идти и речи. Переодевшись, я вернулся в спорт зал и, обойдя борцовский ковёр, который уже оттёрли от крови, прошел к тому месту, где лежала моя борцовка. Вторая была почти разорвана пополам и её вертел в руках тренер, вернувшийся откуда-то. Парни разминались напротив него и делали растяжки. Мы поздоровались, Илья Титович был отличным мужиком, и тренер спросил меня:

– Боря, что это за дела на счёт девять, о которых мне рассказывали ребята? Ты, часом, не поделишься опытом? Насколько я понял, ты только так и смог вырубить капитана Некрасова, а он очень опытный боец. Отлично владеет боевым самбо.

Я сел и со вздохом принялся практически шепотом зачитывать придуманную мною в душе легенду:

– Илья Титович, в прошлом году я провёл три месяца в деревне и там отдыхал один парнишка, года на два меня старше, но такого же роста. Как сейчас, только тогда у меня фигура была поскромнее. Мы вместе с ним ходили на сенокос с деревенскими мужиками, порой до ночи засиживались в колхозном гараже, вот тогда-то я и выяснил, что чувствую любую технику, как композитор ноты. Виталька сын одного полковника, пограничника, и увлекается не только боевым самбо, он ещё и карате знает, джиу-джицу. В общем ему был нужен спарринг-партнёр и я ему подходил идеально, сильный, ловкий, одного роста и веса с ним. Я объяснял ему, что к чему в движках, до этого я про машины только кучу книжек прочёл и все подшивки журнала «За рулём» за девять лет, а он учил меня боевому самбо, карате, джиу-джитсу и ещё одной китайской фиговине – тайчи… Титыч кивнул и сказал:

– Есть такая. Говорят, что будет похлеще карате, да, оно и пошло в Японии от китайских монахов. Ну, и что? Улыбнувшись и объяснил:

– В общем Виталька как-то раз показал мне несколько страниц с рисунками и текстом на английском языке. Это был перевод какого-то китайского трактата. Вроде бы из тайчи, но про тайчи в нём ни слова не было, зато были эти самые «Девять шагов в глубокий сон». Короче я переписал этот трактат и все рисунки перерисовал к себе в тетрадь, а потом почти год учил английский и даже сделал карту из картона с теми точками, по которым пальцами нужно нанести удары. Работает, однако. Если бы не эти «Девять шагов в глубокий сон», то этот капитан Некрасов меня точно искалечил бы к чёртовой матери.

Илья Титыч, а этому коренастому мужчине было под шестьдесят, улыбнулся и негромко согласился:

– Этот смог бы. Вот же человек какой, упёрся, как баран рогами в ворота и хоть ты ему кол на голове теши – отдай ему свою невесту и всё тут. Ты всё правильно сделал, Боря, за свою любовь, как за Родину, нужно драться. Ладно, про тайчи ты мне ничего не говорил, а я этого не слышал. Гаишникам оно ни к чему, а ты сам им не очень-то разбрасывайся. Да, знал я, что китайцы умеют настоящие чудеса творить, но о таком не догадывался. Разведя руками, я вздохнул и попросил:

Илья Титович, попросите ребят, чтобы они никому не рассказывали об этом инциденте. С капитаном Некрасовым я сам разберусь, а им за длинные языки может нагореть.

Титыч молча кивнул и у меня появилась надежда, что сплетен не будет. Через несколько минут в спортзал вошла Ирочка и, увидев мою разбитую физиономию, побледнела и вскрикнула:

– Это он сделал? Илья Титыч тут же нашелся:

– Не волнуйся, Ирочка, твой Боря хотя и с побитым лицом, всё же на ногах остался, а этого болвана скорая помощь увезла.

Слава Богу, что Эльвиры Михайловны в машине уже не было. Из спортзала Ирочка повезла меня даже не в травмпункт, а в травматологическое отделение краевой больницы. Меня хотели оставить там на ночь, но я пригрозил что выпрыгну в окно третьего этажа и убегу от них в одних трусах. Поэтому дело обошлось только тем, что мне обработали ссадины на теле и наложили на лице, ещё на один разрыв тканей, совсем короткий, сантиметра в полтора, шов. В общем у меня на физиономии появился ещё один шрам, ну, и ничего страшного. В половине второго ночи Ирочка привезла меня домой и мы сразу же, не ужиная даже, легли спать. Наутро она отвезла меня на работу в чёрных очках и с физиономией, намазанной тональным кремом. К счастью за три дня моя мордашенция немного пришла в норму. Наконец наступила долгожданная суббота. С утра наш дом был полон гостей и мы с Ирочкой, счастливые, она очень красивая в своём свадебном платье, я не очень красивый, но для фото сгодится, тем более чёрно-белого, зато в прекрасно пошитом белом костюме-тройке, на чём настоял особо, были готовы отправиться в Загс, как в нашем доме появилась одна заплаканная молодая особа и сразу же стала пробиваться ко мне. Я почему-то сразу всё понял и попросил её зайти в свой кабинет, где она воскликнула: