Три кита: БГ, Майк, Цой

Так тоже, конечно, бывает, и часто – автор приносит группе песню, ее аранжируют. Но в идеале песня группы рождается в студии, и авторы ее – группа. В кредитах потом можно писать все что угодно, но песня группы – это коллективное творчество. И текст – это не только какая-то «идея», которую исполнитель, он же – автор текста, хочет донести до слушателей. Это фонетика, ритм, это музыка звучания слов.

А что до идеи, то за идеями в библиотеку нужно ходить, а не на рок-концерт.

Текст – главный в русской попсе, поскольку, кроме текста и напомаженного артиста, там вообще ничего нет. В роке главное – рок.

«Зоопарк» был причислен к панку потому, что Майк не пел о социальных проблемах и не ставил «наболевших» вопросов. С точки зрения рок-клубовского руководства, созданного по инициативе КГБ, которое боролось именно против «идей» (неизвестно, что они имели в виду), так вот, с этой точки зрения, если певец не поет о социальных проблемах, то это не рок. Ну, в крайнем случае, панк-рок. Но не рок в прямом смысле этого слова. Гребенщикова уже тогда многие называли «попсой». Тоже потому, что он не пел о борьбе с бюрократами и о том, что нужно порвать какие-нибудь цепи, чтобы потом оказаться где-то на свободе.

Текст песни в рок-н-ролле – это ни в коем случае не стихи, положенные на музыку. Да и не в рок-н-ролле тоже.

Вот, возьмите текст:

Я вас любил: любовь еще, быть может,В душе моей угасла не совсем;но пусть она вас больше не тревожит;Я не хочу печалить вас ничем. <…>

Это личностное, простое, искреннее обращение мужчины к женщине.

Но когда эти слова начинают ПЕТЬ, они превращаются в вой обиженного и слабого самца. Меняется смысл, меняется контекст, меняется все. Слабый воющий самец – зрелище неприятное. И у женщины, к которой такой самец обращается, его пение ничего, кроме стыда за него (самца) и себя – несчастную, вынужденную, в силу элементарной вежливости это слышать, – возникнуть не может.

Поэт никогда бы не написал текст песни «Я посмотрел на часы».

Там, с точки зрения поэта, масса ошибок.

Например, вот строчка: «Я устал, как будто весь день жал гири».

Поэт бы искал, искал, искал – и написал бы другую. Просто потому, что, с точки зрения, поэта эта строчка не ложится в размер.

Вот, смотрите. Я буду выделять сильные доли заглавными буквами.

«Мы танцевАли вместе с нАми танцевАла лунА».

Раз-два-три-четыре. В четыре четверти на каждую сильную долю приходится слог, и строчка заканчивается на сильной доле.

А про гири – ну что это?..

«Я устАл как бУдто вЕсь день жАл… гири»!

Что за «гири»? Лишнее совершенно слово. Мы закончили на сильной доле – а тут еще «гири»…

Поэт бы так и работал.

Но «гири» здесь – находка, это чисто музыкальная деталь, она при исполнении «оттягивает» назад такт, дает возможность свинга, она неожиданна и совершенно не разрушает песню – наоборот, украшает ее.

Но большинству слушателей в рок-клубе тех лет до музыки вообще дела не было.

В песнях Майка не было «протеста» – и он был зачислен в панки.

Полная каша в головах.

Кстати говоря, «Кино», выступавшее несколькими месяцами позже, в панки зачислено не было – хотя мы были к панкам ближе, чем любая группа рок-клуба. Но – не зачислили. Потому что в составе «Кино» не было тяжелой, ревущей гитары. То, что панк может быть и без драйвовой гитары, – это и в голову никому не могло тогда прийти. А «новые романтики» – про такой стиль вообще еще в клубе не знали.

Майк еще в то время, когда ездил в Москву с «Аквариумом», познакомился и подружился с людьми, сильно повлиявшими на его дальнейшую судьбу, да и на судьбу множества ленинградских музыкантов.

В первую очередь это Саша Липницкий и Артемий Троицкий.

Квартира Липницкого в Каретном Ряду на десятилетие стала перевалочной базой, фактически домом для ленинградских музыкантов.

Центр Москвы, прямо напротив – Петровка, 38, рядом – сад «Эрмитаж». В десяти минутах ходьбы – Пушкинская площадь, чуть изменив направление, оказываешься на Маяковке… В общем, место – лучше найти трудно.

Саша поддерживал и подкармливал ленинградцев, давал им кров и еду. Троицкий же подключал всех своих знакомых номенклатурных работников советских СМИ (других в ту пору просто не существовало), использовал, как правило втемную, всяческие культурные административные ресурсы и устраивал полуподпольные (то есть фактически официальные, ну или почти официальные) концерты «Аквариуму» и Майку, а также знакомил их с людьми, которые могли помочь ленинградцам «продвинуться» в Москве.

Ну и, что немаловажно, заработать денег.

Поездки в Москву стали регулярными – и очень продуктивными. Неправильное слово. Они стали полезными – для Майка в данном случае. Собственно, именно тогда, во время этих концертов (и квартирных, акустических, где Майк выступал один, и таких грандиозных, как электрический концерт в ДК «Москворечье», записанный и изданный под названием «Blues de Moscou»), он впервые вышел на большую аудиторию, на сцену с приличной аппаратурой.