Три кита: БГ, Майк, Цой

Нам были смешны советская система производства, смешны мизерные зарплаты, смешна убогая советская одежда, все, что мы видели вокруг, вызывало смех, и относились мы ко всему с изрядной долей иронии.

Вернувшись из Москвы, никто из участников «АУ» не превратился внутри себя в «звезду». Все молодые панки, включая Цоя, были на удивление здравомыслящими людьми и очень смеялись над артистами из обычных, «мейнстримовых» для России групп, которые пели о борьбе с чудовищной властью, которые стремились изменить мир и наладить всеобщее счастье. В чем, кстати говоря, заключалось для них это «всеобщее счастье», я не могу понять до сих пор.

Счастливое и процветающее государство – это государство, граждане которого много и хорошо работают.

Никто из музыкантов «протестующих против власти» групп работать не хотел, не любил и большей частью не умел. Как они представляли себе свое собственное существование в «справедливом и счастливом государстве», я понять не могу – и тогда друзья Свина этого не понимали.

Все мы были бездельниками – или, по крайней мере, стремились ими стать.

В СССР тунеядство, или, проще говоря, безделье, преследовалось по закону и пойманных за безделье сурово наказывали.

Все граждане СССР обязаны были работать. Теоретически это правильно (как сказано выше), но фактически в СССР работа была большей частью непродуктивной, нелюбимой и совершенно бессмысленной.

Телевизор пел нам о том, как вся страна усердно впахивает с восьми до пяти, а результатов этого адского труда не видели ни мы, ни те, кто впахивал.

Большинство людей, осмысленно не согласных с таким положением вещей, то есть с советским образом жизни, выбирали работу, которая не требовала больших временных затрат, – работали сторожами или кочегарами – сутки через трое.

Но бездельники, играющие в «АУ», были бездельниками настоящими: они не утруждали себя даже тем, чтобы найти вот такую «легкую», интеллигентную, «приличную» работу, и трудились где придется. На самом деле вся компания молодых панков была чистыми фаталистами, и главным из всех фаталистов был Цой.

Витя на момент знакомства со Свином учился в вечерней школе, потом поступил в ПТУ и стал учиться на резчика по дереву. Забегая вперед, можно сказать, что он был единственным из всех известных мне людей, кто окончил ПТУ со справкой о том, что он «прослушал курс», – то есть никаких выпускных экзаменов Витя не сдал, настолько ему было неинтересно и не нужно, как он считал, тратить время и силы на обучение в этом самом ПТУ.

Интересно было другое – играть на гитаре, читать книги, слушать пластинки (которых у Витьки не было, как не было и проигрывателя – был советский магнитофон, уже не помню какой – то ли «Астра», то ли «Комета»), и все деньги, которые у Вити появлялись, он тратил либо на вино, либо на магнитофонные ленты. И то, и другое было жизненно необходимо.

Вся жизнь проходила на фоне западной, лучшей западной музыки, которую мы только могли найти, – от Нила Седаки и Элвиса до «Битлз», «Стрэнглерз» и Игги Попа.

Тогда ни у кого еще не было видеомагнитофонов, а советское телевидение было столь убого и столь политизированно, что увидеть любимых артистов на сцене не представлялось возможным в принципе.

Поэтому все эти самые любимые артисты были для нас существами из разряда богов или героев в античном смысле этого слова.

Мы же героями себя не чувствовали – «No more heroes» группы «Стрэнглерз» была одной из любимейших наших песен.

После того как «АУ», отыграв два концерта, казавшихся всем музыкантам триумфальными – да таковыми они и являлись, несмотря на мизерное количество публики, – снова превратились из «рок-звезд» в обычных и, в общем, зачморенных ленинградских пареньков – первых панков СССР.

Милиция еще не знала, кто такие панки, и музыкантов «АУ» задерживала на улице исключительно за распитие спиртных напитков.

А распитие это было ежедневным, вернее, ежевечерним – пойти-то было некуда, у всех дома сидели родители, а про клубы уже было написано выше – не было тогда никаких клубов. В советских кафе было настолько неуютно, что и мысли о них не возникало – Цой любил две пирожковых, обе находились неподалеку от его дома – и в промежутках между выпиванием сухого на лавочке в чьем-нибудь дворе мы частенько стояли за столиками этих пирожковых и давились беляшами. Давились не потому, что было невкусно, а потому, что всегда были голодными.

Нет, дома у всех, как я уже писал, были родители и холодильники с кастрюлями борща и котлет – но какой же настоящий бездельник (или – битник, как мы стали себя называть тогда) – какой же настоящий битник будет проводить свое свободное время дома с родителями? Это и не битник тогда никакой.

Конец зимы и весна прошли в этих привычных пьянках, слушании музыки, поездках на пластиночный толчок – в это время наш друг Панкер – Игорь Гудков – познакомил нас с Майком Науменко.