Стены здесь до половины отделаны темными панелями, а выше покрашены в бежевый цвет. Рассеянное освещение: на столах неяркие лампы под абажурами. Бармен на этот раз стоит за стойкой.
— Что будешь пить?
— Кофе. Я устала.
— Кофе и одно шотландское, — заказывает Оливье.
Я все никак не могу привыкнуть, что брат уже пьет, еще совсем недавно он был ребенком.
— Я удрал сегодня с лекций. Мне надо кое над чем подумать. — Оливье как-то очень серьезно глянул на меня. Нет, он не пьян. Сегодня он еще не пил. — В общем, я принял решение. — Нахмурив брови, он рассматривает меня. — Ты простужена?
— А что — голос изменился или нос красный?
— Да лицо у тебя какое-то…
— Я плакала.
— Из-за наших домашних дел?
— Сегодня хоронили жену шефа.
Ему это безразлично. Он поглощен своими личными проблемами. А я разве чем-нибудь отличаюсь от него?
— Ты сказал, что принял решение. Какое?
— Я ухожу из дому.
Я ждала, что рано или поздно это случится, и все равно потрясена.
— А как же университет? — спрашиваю я, но как-то неубедительно, просто чтобы что-то сказать.
— Ты же знаешь, в университет я поступил, потому что так хотел отец. А химией я увлекся лет в четырнадцать-пятнадцать: изготовлял самодельные бомбы и взрывал их в лесу. Это была игра. Теперь, когда пришлось ею заниматься серьезно, я не вижу, на кой она мне.
Между нами всего два года разницы, но у меня чувство, будто я во много раз старше! Может быть, это потому, что мужчины взрослеют позже? Или он просто инфантилен? Мне кажется, будто передо мной сидит большой ребенок, болтающий о серьезных решениях.
— Пойми, я смотреть на них не могу! Особенно теперь, после того что они оба мне сделали.
Я понимаю, что он имеет в виду. Отец водил Мануэлу в гостиницу, а мама, вероятней всего, выгнала ее. И Оливье не может им этого простить.
Я уже давно подумываю, не пора ли поместить мамочку в психлечебницу. А этот мой так называемый папаша — просто порочный кретин.
И Оливье, докурив сигарету, тут же прикуривает от нее новую.
— А зарабатывать на жизнь? Ты уже придумал как?
— Да нет пока. Решил досрочно отслужить в армии — за это время что-нибудь надумаю. В крайнем случае, пойду добровольцем.
— Но ведь на это нужно разрешение отца.
— Да он с радостью даст его. Будет счастлив избавиться от меня, чтобы в свое удовольствие путаться со служанками.
Господи, как горько видеть, что Оливье в такие годы уже так ожесточен!
— Думаю, ты не прав. Я убеждена, ему сейчас стыдно за то, что произошло. Такое может случиться с человеком любого возраста.
— Да ты, никак, защищаешь его?
— Нет, просто высказываю свое мнение и очень тебя прошу не поддаваться минутным настроениям. Не забывай, речь идет о твоем будущем. Ведь когда ты отслужишь в армии, у тебя не будет никакой профессии.
Оливье отхлебнул виски, и его передернуло.
— Перебьюсь как-нибудь. Бедность меня не пугает. Зато буду сам себе хозяин. А потом, я обязательно сопьюсь, если останусь. Это у нас наследственное. Вот так вот… Ну, теперь ты знаешь мои планы. Не одобряешь?
— Да нет, я тебя понимаю, только прошу: подожди немножко, хотя бы неделю.
— Слишком долго!
— В сравнении с целой жизнью — нет.
— Ну, знаешь, хорошенькую жизнь устроили нам предки.
Мне его не переубедить, да у меня и доводов убедительных нет — я сама не раз готова была сбежать из дому. У меня есть работа, которую я люблю. Я могла бы жить одна в небольшой квартирке, и уж она бы у меня блестела. Ко мне приходили бы в гости друзья или подруги…
А Оливье уже перескочил на другую тему:
— Одного не могу понять — как она добралась в Живри на автобус.
— Надо думать, позвонила и вызвала такси.
— Да нет, не вызывала. Сегодня утром я поговорил с толстяком Леоном, который ждал у вокзала. Я поинтересовался, не заезжал ли он к нам за девушкой с большим синим чемоданом. Он ответил, что от нас его не вызывали и никакой девушки с чемоданом он не видел. За ним стояли еще такси, и я опросил всех шоферов. Никто из них не приезжал к нам. А других такси в Живри нет.
— Да туда ходу не больше километра.
— С полным чемоданом?
— Значит, мама сама подвезла ее на вокзал или к автобусной остановке.
— А ведь похоже! Чтобы удостовериться, что Мануэла действительно уехала.
— Так обещаешь подождать неделю?
— Договоримся так: я подожду несколько дней, если только не произойдет ничего неожиданного.
— Что ты хочешь сказать?
— Я больше не хочу скандалов. Они мне слишком дорого обходятся. Потом, я стыжусь за себя и за родителей.
— Ты сейчас домой?
— Нет, поеду через полчаса-час. Не бойся, к ужину не опоздаю.
Я подзываю бармена и хочу расплатиться. Оливье останавливает меня:
— Спятила, что ли? Забыла, что ты девушка?
Смешной он! Я позволяю ему заплатить. Оливье провожает меня до паркинга, где он тоже поставил мопед, и мы разъезжаемся в разные стороны.