Три короны для Мертвой Киирис

Нам… Киирис нашла мгновение среди болью и борьбой, чтобы улыбнуться. Что же, дорогой отец, ты слишком рано выбросил меня из нашего дома, а я слишком долго прожила среди смертных, чтобы забыть, каково это — быть бессмертной мейритиной. Я — смертная женщина, и этот мир — он мой».

— Ты же не думала, что я оставлю тебя одну, — раздался над ухом знакомый печальный голос. — Двое против трех не слишком большой перевес, но лучше, чем ты одна.

Раслер. Она не видела его, лишь почувствовала уверенное сильное объятие, тяжелое горячее дыхание в макушку. Откуда он тут? Разве не знает, что здесь ему не место?

И все же Раслер успел как раз вовремя. На последнем выдохе вырвал Киирис из цепких лап ее собственных отражений. Он все еще был бестелесным, но ощущался так явно, что она могла без труда различить контуры его тела, стекающую по черны пальцам теургию.

— Сделай то, что должна, Кровь богов.

Теперь он стоял перед ней, и Киирис с ужасом заметила отплетающиеся вокруг невидимки жадные руки. Пальцы Отражений алчно вдавливались в плоть, и окрашивались алым: на фоне бесцветного мира она казалась такой неестественно-яркой, что слепила и обжигала взгляд. И все же Киирис не могла не смотреть, как Кровожадная и Соблазнительница утягивают его в свой зеркальный мир. Утаскивают туда, откуда никто и никогда не вернется, где нет ничего, кроме первозданной разрушительной теургия, которая пожрет его и размолотит, и превратит в часть себя.

— Раслер… — Сейчас, когда они оба предельно ясно сознавали свое предназначение, слова были лишними. Но и молчать Киирис не могла. Что-то внутри нее, там, где пульсировала выжигающая душу боль, отчаянно сопротивлялось такому исходу. Это она, а не он, должна за все заплатить. Это она должна утонуть в безвестности теургии. — Ты лучший из мужчин, кого я знала.

На лице Раслера, теперь уже наполовину тусклом из-за зеркальной изнанки, появилась болезненная улыбка. Наследник костей и не думал сопротивляться, он принимал судьбу так же смиренно, как и она. И в этом их тела и души были едины и неделимы.

— Но любишь ты все-таки его, — сказал он с горечью, и когда его тело почти скрылось в зеркале, добавил: — Эта битва еще не проиграна, моя Кровь богов. Уходи, пока они увлечены мной, боюсь, меня на долго не хватит — Дэйн всегда говорил, что я слишком костлявый.

Киирис кивнула, надеясь, что последнее увиденное им была ее решительная улыбка. Сквозь слезы.

Ее тело мягко качнулось, стало невесомым, как семечко на ветру. Мейритина не сопротивлялась, позволила невидимой силе оторвать ее пола и поднимать все выше и выше, туда, где не существовало ничего, кроме бесконечности.

Когда она снова открыла глаза, то оказалась все в той же комнате, наполненной запахом свечей и обгоревшей плоти. Ложе было схим и истрескавшимся, как будто за этот короткий миг ее жизни время скакало безудержным галопом. Когда глаза привыкли к темноте Киирис заметила, что свечи превратились в оплывшие лужицы и, кажется, пребывали в таком виде целую вечность

Потребовалось время, силы и терпение, чтобы с горем пополам вытащить свое тщедушное тело наружу. Она едва могла передвигаться, едва могла дышать. Выход наружу маячил впереди белесым расплывчатым пятном. Оставалось только одно — идти на этот путеводный луч света. И не позволять слезам и горю разрывать то немного, что осталось от ее души.

Надежда на то, что Раслер нашел свое успокоение, была слишком слаба.

Он был прав: эту битву еще только предстояло выиграть.

Осколок в треугольной раме выглядел как обычное зеркало, не смертоносная реликвия. Киирис взяла его, и заметно наклонилась под тяжестью веса.

Наверное, прошла целая вечность, пока она выбралась наружу. Комната Наследника тени представляла собой воплощенный хаос: мебель опрокинута, вещи выпотрошены из шкафов, книжные полки разбиты. Книги, множество книг валялись вокруг подстреленными птицами с ободранным белоснежным оперением. Киирис оглянулась: теургическая Завеса, которая скрывала от посторонних глаз путь в его тайное убежище медленно и неумолимо истончалась. Вот и все, последняя хрупкая преграда между прошлым и настоящим превратилась в мерцающую паутину. Скоро не останется и этого.

Направляясь к двери, Киирис зацепилась взглядом за свое отражение в зеркале. Вряд ли в ней осталось так уж много от той, прежней мейритины. Даже в клетке, избитая и измученная, она выглядела куда более живой. Сейчас осталась лишь серая костлявая тень, такая хрупкая и беспомощная, что сломить ее мог даже сквозняк. Разве что рога остались прежними, хоть теперь казались какими-то нелепо-массивными. Впрочем, теперь это не имело значения. Ничего не имело значения. Она должна идти, даже если каждый новый шаг отнимает все больше сил, истощает ее и без того опустошенное тело.

За дверью комнаты Наследника костей оказалось непривычно пусто: ни гвардейцев, ни факелов. Только длинная пустынная галерея, отданная на откуп приглушенным шорохам и голосам. Куда все подевались?

Киирис шла дальше, вниз по лестнице. Шаг за шагом спускалась в место, где все было знакомо — и незнакомо одновременно.