Читаем Три листочка моей жизни полностью

Три листочка моей жизни

Очень трудно писать истории своей жизни и семьи. Особенно, если они еще живут в твоем сердце…

Стеффи Моне

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Психология / Образование и наука18+

Стеффи Моне

Три листочка моей жизни

1 листок.

Пироги моей Бабушки.

Его листья весело шуршали над головой, приветствуя мое появление. Как люблю тебя, огромный дуб с разноцветными листьями своей долгой жизни. Хотя сегодня не часто навещаю старое дерево моего детства, и все же ты мне так дорог, мой любимый талисман.

Улица , по которой я бегала голыми ножками, называлась Поддубной, ведь ее скрывали тела огромных старых деревьев. До сих пор, возвращаясь в свое детство, я обнимаю стволы дубов, спрашивая об их новой жизни без меня, ведь дом, в котором я росла, давно продали, теперь лишь старые деревья хранят память моего детства и всей жизни, сбрасывая год за годом свои пожелтевшие странички, в которых надежно спрятаны тайны людей, которые выросли под вашими кронами, наблюдая за величественной красотой мудрых великанов.

Бабушка нежно гладит меня по голове, прижимая мое неуклюжее тельце к себе:

– Не грусти, дедушка тебя тоже любит, просто он очень внуков ждал, ведь у него были лишь дочери.– шептала она, подсовывая мне монетку на мороженное.

Расстраивали ли меня тогда, в глубоком детстве эти слова или упорное нежелание деда запомнить мое имя? Нет! Любви моей бабушки было слишком много, чтобы хоть на мгновение почувствовать себя ущербно или задуматься о другом. С годами, когда бабушки уже не стало, теплота ее жизни все еще согревала меня. Как повезло человеку, если на его пути встретились такие люди, сердца которых способны согревать даже после их смерти. Я помню каждую ямочку на щеках бабушки, ее чудесные ароматные пироги в тазиках. Почему-то важно было испечь много, а значит подъем у нас начинался с раннего утра, пока еще петухи не пропели свои песни заре.

Открываешь глаза, высовываешься из пуховой перины, а бабушка уже тесто вымешивает. А запах первых булочек уже наполняет старенький домик. Я смотрю на веселые ласковые глаза бабушки и наполняюсь счастьем этого волшебного утра. Выскакиваю в горницу, натягивая майку и тяну свои ладошки к тесту:

– И мне кусочек, я тоже пироги буду делать.

Бабушка , не жалея продуктов, отдаст большой пушистый колобок теста, который мгновенно превратится в моих неуклюжих руках в странное произведение неизвестного художника.

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное