Три любви Фёдора Бжостека, или Когда заказана любовь

Но, так или иначе, а Юлия, появившись на прогулке в серой, однородной массе товарок, обратила на себя уже, можно сказать, опытный взгляд Фёдора своей непохожестью на других, как внешним обликом, так и поведением. На большую, чем у мужчин, жестокость у неё не было даже намёка, а на беспредельность этой жестокости – и тем более. Фёдор не был, конечно, проницательным Лафатером, но дать приблизительную характеристику человеку, увиденному им издалека, немного научился. Он начал мысленно считывать биографию Юлии с её лица, походки, жестов и движений и при каждом очередном её лицезрении пополнять эту биографию новыми страницами. И по мере того, как всё более ясным становился для него жизненный путь её, что-то непонятное начинало твориться с ним самим. Фёдору захотелось увидеть её вблизи, услышать её голос, рассказывающий о самой себе, ощутить тот первозданный, не облагороженный духами и шампунями, если б даже было их изобилие в тюремной изоляции, её запах. В успевших уже несколько закоснеть чувствах от не совсем благородного занятия, становящегося его профессией, вдруг прорезался тот росток прекрасного и удивительного, семенами которого наделяет Всевышний всех, без исключения, людей. Однажды ему удалось перехватить её взгляд. Он дал ей понять, что это не случайно. Она отозвалась. Так повторялось две недели во время всех его дежурств, после чего Фёдор пришёл к начальнику тюрьмы и сказал ему, что просит свидания с заключённой Юлией Варфоломей. Подполковник Васюта сначала не понял, но когда Фёдор повторил просьбу, мотивируя её своими чувствами, очень долго смотрел на того своими на удивление умными глазами и затем медленно изрёк:

– В таком месте, как лагерь или тюрьма, надо уметь отделять любовь от плевел. Вы уверены, что заключённая Варфоломей не в корыстных целях отвечает на ваши знаки внимания?

– Проверьте.

– Делать мне больше нечего. Однако, для Вашего же блага проверю.

Он открыл ящик своего стола, что-то долго искал в нём, затем вытащил исписанный лист бумаги, протянул его Фёдору и, переходя на «ты», сказал:

– Вот, почитай. Тоже один влюблённый, правда, зэк сочинил для одной нашей сотрудницы. Изъяли неделю тому назад, приняв за «маляву».

Фёдор стал читать:

Вдруг ты пришла, как праздник сквозь ненастьеРазвеяв мрачный, грустный деньИ красотой внесла мне в душу счастьеТвоя улыбка всюду, словно теньТы предложила здесь ещё остаться

И я б остался, милая, поверьНо сердце заставляет вновь пытатьсяНайти ту самую на волю чудо-дверь.Когда-нибудь та дверца распахнётсяЯ окажусь с той стороны двериБыть может снова встретиться придётся

Ведь планы у судьбы всегда свои.И если вдруг пути пересекутсяНа воле повстречаемся мы вновьТебе лишь стоит раз мне улыбнутьсяИ сердце моё вспомнит про любовь.

– Ну и что? По-моему, неплохие стихи.

– Неплохие, да? А знаешь ли ты, что из-за этих неплохих стихов та, которой они были адресованы, вылетела не только со службы, но и из нашей системы вообще, потому что по глупости ответила ему и даже кое в чём помогла? Так что подумай.

На следующий день в его кабинет, в котором присутствовала тюремный врач-психолог, была приведена Юлия. Вопросы были самые банальные, от условий содержания до устройства своей жизни на свободе после освобождения. И тут она вдруг заявила:

– Всё будет зависеть от Вашей воли.

– Как это понимать?

– Я должна увидеться с охранником с вышки, – не знаю, как его зовут – и от этого будет зависеть моё будущее.

– А если я не дам на это разрешения?

– Тогда моё устройство на свободе будет очень плохим.