Три любви Фёдора Бжостека, или Когда заказана любовь

Побыли в гостях два дня, попрощались и полетели дальше. В Краснодар пришлось добираться через Москву, так как прямого сообщения не было, да и повидать кое-кого в столице Свете очень захотелось. Повидались, пообщались и через день отправились во Внуково, но в связи с внезапно испортившейся погодой и начавшимся ливнем, после которого весь аэропорт буквально заволокло туманом, заночевали там. Рейс отложили до утра и пассажиры, кто как мог, стали устраиваться на ночлег. Света с Фёдором нашли пристанище на третьем этаже. Там, на сдвинутых стульях, с поджатыми ногами и подложенными под голову сумками они, в ставшей новой для них на данном отрезке времени походной обстановке, обменивались шутками-прибаутками и радостным смехом. Они ощутили вновь тот аромат отношений, который остался где-то там, в самом начале их совместной жизни. Канули в небытие измены, предательства, обоюдная ложь и стало опять, как в молодые годы, легко и просто и опять неведомая сила потянула их друг к другу. Но сон властной рукой охватил обоих, и они мирно затихли на своём импровизированном ложе. Через какое-то время Света проснулась, медленно поднялась и пошла в туалет. Пассажирский зал сопел, свистел, храпел и никого, кроме неё, перемещающихся по залу не было видно. Она долго ходила взад-вперёд без определённой цели, опустив голову и глядя себе под ноги. Затем в какой-то момент подняла её и, увидев перед собой мраморную балюстраду, подошла к ней. За балюстрадой простиралось безоблачное пространство, которое почему-то показалось ей манящим. Лицо её озарила воистину блаженная улыбка, она поднялась на ограждение и отдалась во власть этого пространства. Глухой звук упавшего тела поставил на её жизни финальную точку.

III

Создавалось такое впечатление, что на эту небольшую площадку слетались голуби и чайки со всего Финского залива, – так было густо от них – чтобы полакомиться протухшим пшеном десятилетней давности, которое наскребла у себя по сусекам сердобольная старушка и пакет которого вынесла на корм птицам. И птицы благодарили её за это подношение своим массовым прилётом, а голубиные самцы так ещё и бесконечным воркованием, поскольку в таком окружении самок не всегда им приходится находиться. И, увлёкшись этим занятием, и сами не клевали, и другим мешали это делать. Наконец, прилетела огромная чайка, села на сохранившуюся ещё посередине кучку зерна и голубиное склёвывание продолжилось теперь уже в радиусе не менее полутора метров, ибо никто не стал рисковать своей головой перед мощным клювом этой морской птицы. Чайка всем своим воинственным видом давала понять, что она установила монополию на корм, хотя получалось как в пословице «сам не гам, и другому не дам», потому что столь мелкое зерно было «не по зубам», точнее, «не по клюву» этой большой пернатой хулиганке. Но продлилось это недолго – подъехавшая на машинах пара молодожёнов со свитой быстро разогнала кормящихся птиц и заняла их место, так как именно здесь они решили запечатлеть себя на фото. Молодая барышня позировала и так, и эдак, и с собачкой на руках, и на руках у молодого без собачки, и на руках у него с собачкой. Наконец, один голубь не выдержал и сел молодой на фату, окрасив её в соответствующий цвет, и давая тем самым понять, что их время пребывания здесь истекло. Свита стала кричать: «Это к счастью, это к счастью!» и начала откупоривать шампанское. Но история с голубями на этом не закончилась. Какой-то пожилой мужчина в военно-морском мундире без опознавательных знаков и знаков различия – видимо, с чужого плеча или отставник, хотя, скорее всего, человек с неадекватной психикой – прикрыл небольшой участок асфальта полиэтиленовой плёнкой и стал из семечек выкладывать под ней человеческий контур. Затем плёнку снял, стали слетаться голуби, которые вмиг склёвывали это его художественное произведение. Так он повторял несколько раз, ответив кому-то из любопытных, что по гороскопу ему выпала смерть через съедение и вот он таким оригинальным способом пытается определить, с какого конца его начнут есть.