Три льва

— Убирайтесь! Передайте султану, чтобы намаз побыстрее совершал да тикал отсюда! — кричал невесть как оказавшийся здесь Вяселка. Сабля в руке этого лихача была обагрена вражеской кровью…

— А канонир швед наш каков! — завистливо говорили те, кто не знал, что Свенссон вовсе и не Свенссон. — Не всякий шляхтич так сможет!

Вяселка лишь захохотал, закрутив головой, мол, эх, если бы вы знали!.. Однако пуще всех отличился в вылазке все же Юрий Володыевский. Этот доблестный подольский русин срубил троих арабов, причем срубил легко, на всем скаку, играючи. Одному мамелюку маленький рыцарь снес голову, и та, обмотанная белой чалмой, словно кочан капусты, покатилась по траве…

Впрочем, и у русин были потери: одного драгуна поразили дротиком в грудь, кому-то из гусар отрубило саблей руку, а третий, тоже гусар, сам упал с оступившегося коня и был затоптан арабскими копытами. Но у египтян потери были куда как ощутимей: человек полсотни, не меньше, было порублено и застрелено. Еще троих приволокли за шиворот в плен. Также вели под уздцы несколько арабских скакунов с позолоченной сбруей и пестрыми седлами. Но Потоцкий, в отличие от Мушальского и Кмитича с Володыевским, не выглядел счастливым.

— Это все обезьяны размалеванные! — махнул он рукой. — Скоро настоящие турки подтянутся.

Под вечер все военачальники собрались в католическом соборе, чтобы помолиться перед предстоящим боем. Атмосфера в соборе потрясла Кмитича и Михала и торжественностью, и воодушевлением, и трагизмом одновременно. Женщины плакали, стоя на коленях у скамьи, а пан Потоцкий, припав на колено перед алтарем, молился громким и четким голосом:

— Даю обет, клянусь перед Богом и присягаю: как Отец наш, Матерь Божья и Сын Божий Иисус помогали мне, так и я до последнего вздоха крест Святой защищать буду. Превращу Каменец в сторожевую башню всего христианского мира в борьбе с басурманскими захватчиками. Поскольку командование крепостью мне вверено, я, доколе жив буду, силу антихристов в город не впущу. Помоги мне в том Бог и Матерь Божья. Аминь!

— Клянемся положить свои головы рядом с твоей, пан староста, но город защитить! Аминь! — вторил Потоцкому

Юрий Володыевский, выхватывая саблю и поднимая ее над головой.

— Клянемся! — хором произносили шляхтичи, с шумом обнажая свои клинки, и Кмитич — вместе со всеми.

Ксендз подходил к каждому и опускал дароносицу, давая приложиться к ней сперва Потоцкому, а после и остальным.

— Все клянемся! Не сдадим крепость! Разобьем турок! — шумели офицеры… Рядом с Кмитичем полушепотом то по-латински, то по-польски молилась Мальгожата, сцепив пальцы под гладким розовым подбородком, то и дело осеняя себя крестом… Кмитич оглянулся. Низко склонив голову и сцепив руки на груди, молился на коленях о чем-то своем, не присоединяясь к хору голосов, знакомый австрийский канонир в поношенном плаще. Шляпа канонира лежала у его правого ботфорта… «Спаси его и сохрани, Матерь Божья» — подумал, глядя на австрийца Кмитич, не понимая, почему же так защемило его сердце при виде этого незнакомого наемника…

Ночью в городе объявился перебежчик, некий словак, сбежавший от турок.

— Более всего турки боятся подкрепления от Собесского в виде Радзивилла и полковника Кмитича, — рассказал перебежчик.

Потоцкий подозвал к себе Михала и сказал серьезно:

— Теперь только не проболтайтесь, пан Михал, что вы уже здесь. Кноринг — и баста! Свенссон — и все дела!

— Все ясно, пан староста. Нет нужды повторять, — кивал Михал.

Глава 10 Осада

Главные силы защитников Потоцкий сосредоточил в Новом замке как наиболее целесообразном месте для обороны. Руководство над северным направлением обороны, где проходила дорога с Зинковец, поручили черниговскому ротмистру Мыслишевскому, который имел в распоряжении до 750 человек смешанного войска, сформированного из наиболее боеспособных людей.

В связи с малым количеством войска, оборона Польских и Русских ворот была передана шляхтичам и мещанам. Польские ворота считались лучше защищенными, поэтому в них оставили лишь усиленную охрану. Больше внимания было уделено Русским воротам: их охраняли около 230 человек, имея на вооружении одну мортиру и семьдесят гаковниц, но лишь троих пушкарей с помощниками во главе с паном Кмитичем.

Остальные укрепления оставались под присмотром мещан города. День 14-го августа прошел в напряженном томительном ожидании. Но турки пока что не появлялись. И лишь к полудню следующего дня под стены города прибыл сам великий визирь. Выбирая место для султанских шатров, турецкие инженеры одновременно размечали места для закладки мин. Янычарские отряды сразу начали обстреливать укрепления в направлении Русских ворот. Кмитич, как бывало не раз и в прошлом, вновь принял на себя первый удар.

— Ах, нехристи! — ругался оршанский полковник, глядя, как вразброс ложатся ядра турок. — Криво бьют! А ну-ка, хлопцы! Огня!