Три Лжедмитрия

Заговорщики присутствовали на пиру в высших свадебных чинах. Князь Василий Шуйский был «тысяцким боярином», главным распорядителем свадьбы, а Дмитрий Шуйский — главным дружкой жениха. Главной свахой самозванца выступала Екатерина Скуратова, жена Дмитрия Шуйского. У «мыльни» с Расстригой были Иван Крюк Колычев и «мовник» Михаил Скопин. Приглашение на свадьбу получили бояре Василий и Андрей Голицыны, Головины.

Вельможи давно уже знали, что за птица их государь. Но они все еще усердно разыгрывали свои роли. Стоило Гришке кивком подать знак Василию Шуйскому, и тот раболепно склонялся к трону, чтобы удобнее устроить на скамеечке его ноги, не достававшие до пола. Могущество «непобедимого» монарха было, однако, призрачно. Историческая драма давно превратилась в фарс. Бояре свысока взирали на низкорослую пару, не имевшую и тени законных прав на престол и тщившуюся изобразить величие. Хотя образа висели невысоко, молодые не могли приложиться к ним, и слугам пришлось расставить скамеечки под иконами.

Из Грановитой палаты к храму царскую невесту вели под руку польский посол и жена князя Мстиславского, по выходе из собора — император «Дмитрий» и Василий Шуйский. Князь Василий представлял руководство Боярской думы, и именно по этой причине на его долю выпала столь важная роль.

Многие решения самодержца, неугодные думе, были отменены под нажимом бояр. Но в дни коронационных и свадебных торжеств руководители думы избегали противоречить царю.

С давних пор московские государи выступали как главные поборники православных обрядов и святынь. Лжедмитрий их дерзко нарушил. Можно догадаться, что глава заговора Шуйский потакал капризам и прихотям государя, чтобы скомпрометировать его и погубить. Дума не заступилась за Гермогена и не воспрепятствовала его ссылке.

Парадная церемония затянулась, и свадебный пир царь и бояре перенесли с четверга на пятницу. На этот день приходился Николин день, один из самых почитаемых православных праздников. Но самозванцу трудно было остановиться. Махнув рукой на приличия, он затеял брачный пир в неподобающее время.

Польские послы требовали, чтобы на свадьбе их посадили за один стол с царем. Когда вельможи отвергли их требование, послы отказались присутствовать на свадебном пиру. Опасаясь гнева короля, Юрий Мнишек последовал примеру послов. Он покинул пир под предлогом подагры.

К великому негодованию московской знати, царь усадил за свадебный стол прибывших из Польши солдат и панскую челядь.

Свадебный ритуал закончился, и государь отпустил бояр и свиту. Удалившись во внутренние покои, он остался в окружении одних поляков. Свадьба сменилась дружеской пирушкой. Отрепьев лицедействовал без устали. Он изображал то солдата-рубаку, то великого государя и непобедимого императора. Монарх не в силах был остановиться. Но шутки его были плоскими и не производили желаемого впечатления. Дело спасал придворный шут Антонио Риати, подхватывавший остроты самодержца и изображавший в лицах жертв царских насмешек. Царь щедро вознаградил шута за его старания, пожаловав ему две увесистые золотые чарки. Еще одну золотую чарку он подарил польскому послу, с которым ранее жестоко поссорился.

Бестактные насмешки царя не могли не задеть поляков. Пошутив над слабостями Сигизмунда III, самозванец тут же заметил, что австрийский император еще больший дурак, чем польский король. С почтением он отозвался лишь об Александре Македонском, с которым готов был помериться силами, если бы был его современником.

Лицедейство не могло скрыть от окружающих подлинных чувств самодержца. Очевидцы отметили, что в дни свадебных пиршеств жених был угрюм и подавлен, по временам его страх прорывался наружу припадками беспричинного раздражения и гнева. На третий день после венчания посол Олесницкий почтил своим присутствием праздник во дворце. Когда заиграла музыка, посол пустился в пляс, не снимая шляпы. Царь тотчас велел передать ему, что велит снести голову всякому, кто осмелится остаться в шляпе в его присутствии. Посол немедленно сдернул шляпу.

На свадебных пирах присутствовали в большом числе польские гусары. В первый день они заполнили все внешние помещения дворца. В разгар праздника Лжедмитрий велел открыть двери зала и произнес речь. Царь объявил, что пожалует каждому из гусар по 100 рублей. Бояре с трудом скрывали свое раздражение. Они-то знали, что царская казна давно пуста.

Солдаты с энтузиазмом приветствовали императора и тут же просили разрешить им устроить рыцарский турнир. В первом же поединке один гусар был ранен, а под другим убита лошадь. Турнир пришлось прекратить.