Три Лжедмитрия

Во время голода Годунов дважды, в 1601 и 1602 гг… издавал указы о временном возобновлении выхода крестьян в Юрьев день. Таким путем он надеялся уменьшить недовольство народа. Однако действие указа не распространялось на владения бояр и церкви, а также на столичный уезд. Указ Годунова вызвал негодование провинциальных помещиков, не желавших подчиниться воле царя и силой удерживавших своих крестьян. Считаясь с волей землевладельцев, Борис в 1603 г. отказался возобновить Юрьев день.

Социальная ломка, связанная с утверждением крепостного права, болезненно отозвалась на положении народа и стала одной из главных причин Смуты начала XVII в.

Крепостничество не могло окончательно восторжествовать в центре, пока существовали вольные окраины, служившие прибежищем для беглого населения. На протяжении нескольких десятилетий правительство добивалось подчинения казачьих земель. С этой целью оно строило остроги на Дону, Северском Донце, Волге, Тереке и Яике. Казаки всеми силами противились властям. Они отказывались выдавать беглых людей, не принимали воевод в свои городки, не давали проводить перепись их земель. Когда появился самозваный Лжедмитрий I, вольные казаки выступили на его стороне. Борису Годунову пришлось расплачиваться за политику подчинения вольных казачьих окраин.

Явление самозванца

Гражданская война вспыхнула в России после вторжения в ее пределы Дмитрия самозванца с войском, набранным в Польше.

Одни историки исследовали вопрос о личности самозванца, которого считали орудием польской интриги. Другие сосредоточили внимание на остром общественном кризисе начала XVII в., породившем самозванство. В Лжедмитрии стали видеть крестьянского царя, его успехи связывали с волной крестьянского движения или, во всяком случае, с появлением в крестьянской среде утопической веры в «доброго царя», с наивным монархизмом русских крестьян.

Веру в пришествие «хорошего» царя связывают с крестьянской утопией. Но монархические убеждения были широко распространены в Средние века среди всех слоев населения, так что в них не было ничего специфически крестьянского.

Иван Грозный пролил немало крови своих подданных. Он навлек на свою голову проклятие знати. Но ни казни, ни поражение в Ливонской войне не могли уничтожить популярность, приобретенную им в народе и служилой дворянской среде после «казанского взятия». В фольклоре Иван IV остался грозным, но справедливым царем. В глазах народа он был не только представителем старой, законной династии Ивана Калиты, но и последним царем, при котором крестьяне не утратили традиционной «воли» — права выхода в Юрьев день.

Бедствия, обрушившиеся на страну при Годунове в начале XVII в., придали особую устойчивость воспоминаниям о благоденствии России при «хорошем» царе Иване Васильевиче. Чем мрачнее становилось время, чем меньше оставалось места для надежд, тем пышнее расцветали всевозможные иллюзии.

Выбор имени «Дмитрий» определялся одним-единственным обстоятельством. Он был сыном Ивана Грозного. То, что он страдал «черным недугом», то есть, по понятиям людей того времени, был одержим бесами, как и то, что после смерти великого государя духовенство стало считать царевича незаконнорожденным, не имело никакого значения. Обо всем этом знал узкий круг лиц, близких ко двору. Десять лет спустя об этом вообще забыли.

Смерть Дмитрия вызвала многочисленные толки в народе. Но в Москве правил законный царь, и династический вопрос никого не занимал. О царевиче забыли очень скоро. Однако едва умер Федор, как в народе вновь заговорили о Дмитрии. Литовские лазутчики подслушали в Смоленске и записали толки, в которых можно было угадать все последующие события Смутного времени. Одни говорили, будто в Смоленске были подобраны письма от Дмитрия, известившие жителей, что «он уже сделался великим князем» на Москве. Другие доказывали, что появился не царевич, а самозванец, «во всем очень похожий на покойного князя Дмитрия»; Борис будто бы хотел выдать самозванца за истинного царевича, чтобы добиться его избрания на трон, если не захотят избрать его самого.

Толки, подслушанные в Смоленске, носили недостоверный характер. Боярин Нагой, говоря о смерти Дмитрия, будто бы сослался на мнение своего соседа «астраханского тиуна» (?) Михаила Битяговского. «Тиуна» вызвали в Москву и четвертовали после того, как он под пыткой признался, будто сам убил Дмитрия.

Литовские лазутчики записали скорее всего молву простонародья, имевшего самые смутные представления о том, что происходило в столичных верхах. Пересуды свидетельствовали о поразительном легковерии людей средневековой эпохи.

Как бы то ни было, слухи о царевиче порочили правителя Бориса Годунова и были проникнуты явным сочувствием к Романовым. Очевидно, их распускали люди, симпатизировавшие Романовым.

Имя Дмитрия оживила борьба за обладание троном и вызванные ею политические страсти. После избрания Бориса молва о самозваном «царевиче» лишилась почвы и умолкла сама собой.