Три мастера. Бальзак. Диккенс. Достоевский

Но в это же время Коперник вычисляет никому не известные орбиты звезд вокруг внезапно озаренной Земли, и все эти новые знания благодаря только что открытому буквопечатанию с невиданной до сих пор скоростью разносятся по всему свету – в самые отдаленные города, в самые затерянные усадьбы Европы: впервые за прошедшие столетия Европа испытывает счастливое и жизнеутверждающее коллективное переживание. За одно поколение основные категории миропонимания человека – пространство и время – кардинально изменились, получили другие масштабы, подверглись переоценке; лишь на грани девятнадцатого и двадцатого веков – благодаря изобретению телефона, радио, автомобиля и самолета – мы внезапно столкнулись с подобной переоценкой категорий пространства и времени, лишь наше время, время этих открытий и изобретений, испытывает подобное же изменение жизненного ритма.

Такое внезапное расширение внешнего пространства вселенной должно, само собой разумеется, повлечь за собой такие же резкие изменения в духовной сфере человека. Каждый индивидуум внезапно вдруг оказался вынужден мыслить, читать, жить в совершенно других измерениях; мозг еще только-только приспосабливается к этим изменениям, а чувства уже изменились – беспомощное замешательство, полустрах, полувосторженное головокружение – такова всегда первая реакция, таков первый отклик души, когда она внезапно утрачивает меру, когда она мистическим образом лишается всех норм и форм, на которых до сих пор основывалась.

За какую-нибудь ночь все знания стали сомнительными, все вчерашнее стало тысячелетней давности, безнадежно устарело и отмерло, карты Птолемея, бывшие для двадцати поколений неопровержимой святыней, после открытий Колумба и Магеллана превратились в посмешище для детей, произведения о вселенной, астрономии, геометрии, медицине, математике, которые благоговейно переписывались не одно тысячелетие, которыми все предыдущие поколения восторгались как безупречными, потеряли свою значимость, все существовавшее до сих пор вянет под жарким дыханием нового времени. Покончено со всяким комментированием и обсуждением трудов ученых античности, ниспровергаются, словно идолы, старые авторитеты, рушатся бумажные горы трудов схоластиков, человеку открываются новые перспективы, о существовании которых он и не подозревал. Следствием внезапного обновления системы кровообращения европейского организма, обогащения ее новыми компонентами явилось ускорение ритма жизни, человечество лихорадочно устремилось к знаниям, к науке.

Развитие, находившееся в полусонном переходном состоянии, из-за этой лихорадки приобретает другой, несравненно более быстрый темп, все, казалось бы, давно устоявшееся, приходит в движение, как при землетрясении. Унаследованные от средневековья порядки перегруппировываются, иные поднимаются на более высокий уровень, иные – исчезают: рыцарство гибнет, города развиваются, крестьянство нищает, торговля и роскошь благодаря туку – колониальному золоту – расцветают с тропической интенсивностью. Все сильнее и сильнее брожение в обществе, происходит нечто подобное тому, что переживаем мы под ударами обрушившейся на нас сейчас техники, ее организации и рационализации во всех областях общественной жизни: наступает критический момент, когда усилия человечества как бы обгоняют его и ему требуется напрячь все силы, чтобы вновь догнать их.

На рубеже веков, в десятилетия переворота, вызвавшего последствия, переоценить которые невозможно, ударом поразительной силы потрясены все зоны человеческого порядка, даже самые глубинные слои духовного мира – религиозные, которые до сих пор были пощажены штормами времени. Догма, загнанная католической церковью в застывшую, неподвижную форму, словно скала, стояла незыблемая, неподвластная никаким ураганам, и это великое, доверчивое повиновение ей было как бы символом средневековья. Наверху стоял Авторитет и приказывал, внизу – человечество, преданно и послушно внимающее святым словам, не пытаясь хотя бы на йоту усомниться в их духовной справедливости, и малейшее сопротивление, где бы и в чем бы оно ни проявилось, вызывало со стороны церкви немедленную реакцию: анафема ломала меч императора, гаррота душила еретика.