Три мистические истории

Ливер – мордоворот с косой саженью в плечах, угодливо распахнул заднюю дверку лимузина. Михал Михалыч пыхнул сигарой и вознамерился загрузить своё тело в салон. Рядом плавно остановилось такси, из авто усталым мячом выпрыгнул Нафаня:

– Михал Михалыч!

Босс хищно осмотрел помощника: его помятый вид и крутотенный синячище под левым глазом. Цыкнул:

– Ливер, отойди.

Бандюг поправил за поясом пистолет и суетливо подчинился. Главарь сказал удивлённо:

– Нафаня Андрюшкин! Где ты шлялся целый день и что у тебя с рожей!?

– Михал Михалыч! – преданно вякнул секретарь. – Я приехал из больнички, куда меня доставили в бессознательном состоянии!

– Я тебе не приказывал ехать в больничку и впадать в бессознанку! Или ты что-то попутал в моих указаниях? Ну так, чуть-чуть… Скажи мне – попутал?

– Михал Михалыч, ну я ж не дебилоид! – улыбнулся своей остроте Нафаня.

Босс не посчитал шутку шуткой, но промолчал. А секретарь рассказал:

– Я приехал в храм, увидел там ваш рисунок, взял в руки… И тотчас получил от него такой удар, что упал без чувств!

– От кого получил удар?! – настороженно переспросил шеф.

– От Господа, который нарисован на доске, – обыденно объяснил секретарь. – Был в отключке весь день, а как только поймал сознание – по-тихому срулил из палаты.

Главарь являлся реалистом и не признавал, что Чудеса имеют место быть. Впрочем, Чудеса не признают, помимо реалистов, и обычные люди. А зря.

Поняв, что босс молчит, Нафаня разлился соловьём:

– В храме я ставил свечки за здоровье души! Всей нашей братве! Только… учинил перепутку: поставил свечки за здоровье в то место, где ставят за упокой. Господь, видно, обиделся и набил мне рожу… – прояснил обстоятельства Чуда секретарь.

– Херня и сказка! – последовала реакция босса.

Секретарь признал, что Михал Михалыч в свои 35 лет – уважаемый главарь мафии, а он в свои 35 лет – всего лишь Нафаня со смешной фамилией. И ему стало неловко за Чудо.

– Ладненько, с доской я дорешаю сам, сказочник, – резюмировал босс, нетерпеливо глянув на наручные часы. – А ты встречайся с братэлой и получи фотку Клюева! Предъявим бомжу на опознание!

Сотовый телефон шефа сыграл «Вальс». Михал Михалыч оборвал рингтон быстрым нажатием пальца на кнопку, и поднес трубку к вкрадчивому уху:

– Что!?.. Опознали?.. А Горилла?.. Почему ты молчал?.. Да… Держи меня в курсах.

Нафаня попытался подслушать диалог, но бесполезно. Телефон шефа не допускал разглашения голосов без ведома владельца.

– Звонил мой адвокат, – неохотно разъяснил главарь столичной мафии. – Чеснок разбился на трассе, насмерть. А Горилла ещё с утра в морге, подрался с кем-то…

– А вы меня, Михал Михалыч, назвали сказочником! – с превосходством заулыбался Нафаня. – Это чё, блин, получается? Только я поставил Чесноку свечку за упокой – он разбился. А Гориллу, вы только вкурите смысл! Самого Гориллу, что гнул у нас руками подковы! – избили в усмерть.

Михал Михалыч послал свой реализм «гулять в садик», а сам нечаянно затянулся тлеющей стороной сигары:

– Чего ты там болтал про свечки? Поставил за здоровье туда, куда ставят за упокой?..

– Ага, – блеснул самодовольной улыбкой Нафаня. – Себе только воткнул в нужный Подсвечник. И то благодаря одной богомольной убогой…

Михал Михалыч проплевался полусгоревшим пеплом:

– А мне!?

– Вам поставил свечу самому первому! Ведь вы – самый лучший главарь мафии из всех главарей, которых я знаю!

Босс шалыми глазами вновь осмотрел синячище помощника под левым глазом.

– Видел остолопов. Но таких, млин… – натурально забздел шеф, вероятно – впервые в жизни.

– Михал Михалыч, не называйте меня остолопом! – ультимативным тоном попросил Нафаня. – Да… я знаю, что я – толстый, некрасивый и не очень умный тип. И у меня писечное недержание по ночам. Но я не остолоп.

Секретарь с печальными глазами побрёл к Офису. Михал Михалыч лирично глянул вслед:

– Пожалеть его, а?

26. Гжельский винегрет

Братья-близнецы Андрюшкины встретились в ресторане «Садко», на Тверской улице. Они съели четыре килограмма еды и выпили два литра пунша. Походя, вспомнили детство и поделились текущей житухой, затем приступили к разговору о насущных делах.

– Это Валера Клюев, – Аристофан передал фотографию брату.

– Вот они какие – везунки! – Нафаня бережно принял снимок.

Мордовороты – Кибалда и Скальпель, в статусе «подчиненных Нафани» – отошли отлить.

– Вот они какие – везунки! – повторил Нафаня, бездумно глядя в чью-то харю за одиноким столиком. Харя принадлежала как раз предмету разговора. Клюев кушал гжельский винегрет и размышлял о том, чем же за него заплатить. Он тупо смотрел в свою тарелку, не видя ничего и никого вокруг.

Нафаня провёл сравнительный анализ обеих харь – на фотке и за одиноким столиком. И понял, что обе физии – это есть одно лицо. Брателло обратился к Аристофану за подтверждением, что тот и сделал. Теперь осталось пленить Клюева и предъявить его бомжу лично, для опознания. Хотя и так всё ясно… Инкассацию Михал Михалыча грохнули дезертиры. Вполне, что Клюев не мочил братву на Помойке. Зато он – стопудово один из дезертиров!