Джослин Джексон

Три пятнадцать

Посвящается Анджеле и Дженни, живущим на краю света

Joshilyn Jackson

A Grown-up Kind of Pretty

Это издание осуществлено с согласия Grand Central Publishing, New York, USA и при любезном содействии Литературного агентства Эндрю Нюрнберга.

Перевод с английского А. Ахмеровой

Пролог

Босс

Моя дочь Лиза спрятала свое бедное сердце в серебряный ларец и закопала на заднем дворе под ивой. Вернее, рядом с ней. Корни у ивы длинные, разветвленные, поэтому пришлось копать чуть в стороне, там, где они уходили вглубь. Корни змеились взад-вперед, переплетались, помогая Лизе замести следы.

Глупость несусветная! В Миссисипи под землей ничего не спрячешь. Почва здесь влажная, плодородная: зимой похоронишь – по весне проклюнется. Пролетели годы, и Лизино сердечко, разбитое и холодное, проросло клубком тайн, которые испортили бы нам жизнь и отняли бы Мози, Лизину дочку. Однако упрекнуть Лизу язык не поворачивается: она была молода, обижена и хотела как лучше.

В конце концов, выкопала-то сердце я, идиотка чертова!

Головой надо было думать: мне исполнялось сорок пять, значит, на дворе лихой год. Каждые пятнадцать лет Господь небрежно поддевает нас перстом, и мы беспомощными пылинками улетаем во мрак. Едва на смену декабрю пришел январь, я поняла: мою семью снова будут терзать десять казней египетских.

Вообще-то я стараюсь не быть слишком суеверной – черных кошек люблю, за годным пирогом пройду под любой лестницей, – но семейное проклятие в виде числа пятнадцать никак не объяснишь.

В пятнадцать я родила Лизу, пятнадцать лет спустя у Лизы родилась дочь. Такое не проморгаешь. Мы с Лизой – правда, каждая по-своему – готовились к этому году с тех пор, как четырехлетняя Мози стала играть в парке с одним и тем же пухленьким белобрысым мальчишкой. Я не жалела денег на органическое молоко – слыхала, что в обычном есть гормоны, от которых девочки зреют как на дрожжах. Мол, ранние месячные именно от них. Лиза работала в ночную смену, я в дневную, и мы всегда знали, где и с кем Мози. Лиза ревностно следила, чтобы Мози не ступила на скользкую дорожку. Как это случается, ей известно не понаслышке. В исследовании скользких дорожек юная Лиза была Магелланом. А уж какая упрямица – не своротишь ее на путь истинный.

Помню, взяла двухлетнюю Лизу на пляж. Она, конечно, не помнила, что годом раньше уже видела океан, и смотрела на него как впервые. Лиза сидела у моего полотенца – от памперсов пухлая попка казалась еще пухлее, – лепила куличики и завороженно глазела на голубовато-зеленую воду. Никогда такого не бывало, чтоб Лиза так долго сидела спокойно. Через пару часов я собрала вещи и сказала, что нам пора. Лиза тут же сделала упрямое лицо и, поднявшись, широко расставила толстые ножки, мол, к битве готова.

– Хочу! – заявила она.

– Что хочешь, Кроха? – спросила я, и она показала пальчиком на волны.

Что ты будешь делать? Я рассмеялась. В ответ Лиза вкопалась ногами в песок, а лицо ее предрекало мне ожесточенные препирательства и адские вопли. Крыть мне было нечем.

– У нас же скоро полдник, да, Кроха? – прокурлыкала я, пытаясь ее отвлечь. – Дома ждут крекеры, рыбки со вкусом пиццы!

Лиза на это не купилась.

– Хочу!

Она требовала, чтобы я сложила в сумку океан, песок, голубое небо и полсотни чаек с пеликанами и отнесла все к ней в комнату. Зубы стиснула – сама непреклонность. Я поглядела на нее и заранее устала от предстоящей стычки. Лиза готова была стоять до победного, до любого победного, а я нет.

Я сказала ей – бери, дескать, твое. Я подарила ребенку Мексиканский залив, ни много ни мало, взяла ее на руки, и мы стали смотреть на ее океан. Через минуту я повернулась к нему спиной, но Лиза заерзала: ей хотелось видеть воду. Дочка прижалась щекой к моей груди, и я качала ее в такт набегающим на берег волнам, пока она не заснула. Вода заметно прибыла, словно сам океан хотел угодить Лизе и залезть в мою пляжную сумку.

Некоторые считают, Лиза дикая и своенравная, потому что папы у нее нет вообще, а мама ее родила, когда сама еще была малолетняя идиотка. Может, они и правы. Лиза действительно вила из меня веревки, но сейчас я взрослая женщина, и никто не скажет, что я плохо воспитала внучку. Мози вообще была душкой, пока не грянул лихой год.

С первой минуты января и до июня я не сводила глаз с горизонта, высматривая надвигающуюся беду, и все равно оказалась не готова. Поди ж ты: не туда смотрела. Глянуть под ноги я не догадалась, не подозревала, что мы столько лет жили на ползучей трещине в земле.

Летом у Лизы случился инсульт, и я решила: вот она, беда. Если потерять почти все, что было моей дочерью, самому Господу хватит на прокорм и чтоб заткнуться. Чего ж ему недостало-то?