Три повести

— А вы дитями не богаты? — спросила ее хозяйка.

— Нет, детей у меня не было, — ответила она спокойно.

— А замужем… что же так? — все-таки по-женски допытывалась та.

— Детей хорошо иметь, когда твоя жизнь справлена… а так зазря рожать, — она махнула рукой, как бы на миг приоткрывая правду своих отношений с мужем. — Ах, какие мы пузаны, — говорила она между тем, подбрасывая мальчонку, — ах, какие у нас животики.

Хозяйка стала оживленно готовить ужин, довольная, что можно и поговорить и по-женски поделиться заботой. Она называла их уже по имени.

— Чего же вы не кушаете, Наташа? Вам чуть свет, може, сутки цельные по степи опять маяться, — выговаривала она, доставая все лучшее, что было в доме.

Они ночевали в тишине хаты, согретой дыханием детей. За ночь на пароме перевезли не один десяток машин. Свежее речное утро поднялось над Днепром, налитым до огненного блеска зарей. Грузовик стоял уже на спуске к реке. Солнце зажигало окна в домах, и скоро празднично загорелось красками зари это приречное село, в котором оставляли они еще одну родную им душу… Грузовик вполз наконец на паром. Розовая вода холодно плескалась о берег. Пароходик, волочивший паром, развернулся, двигаясь прямо к косе, — вскоре они были у другого берега.

К вечеру они увидели водонапорную башню, элеватор, белые домики поселка и вокзальчик под черепичной крышей. До станции оставалось два километра — она была в стороне.

— Вот, возьмите, пожалуйста, — сказала Наташа.

Шофер покосился на деньги.

— Нет уж, видно, после войны рассчитаемся, — усмехнулся он, махнув рукой.

Он медлил отъехать и смотрел на Феню. Вот минуту спустя так и придется расстаться с ней, унеся на прощание только долгий признательный взгляд ее красивых глаз… Он глубоко вздохнул и громыхнул скоростью. Когда пыль улеглась, грузовик был уже далеко.

Они пошли к станции по белой пыльной дороге посредине подсолнечного поля. Большие, тяжелые подсолнухи уже темнели.

— Тут, он, братик мой, работает, — говорила Феня, легко неся свою корзинку. — Он нас с первым же поездом в Ростов перекинет.

Они прошли подсолнечное поле и вышли к железнодорожным путям. Поездов на станции, обычно забитой составами, сейчас не было. Только отдельно на запасных путях стояло несколько товарных вагонов с балластом. Они перешли пути и вскоре поднялись на перрон вокзальчика. В длинных зеленых ящиках увядал давно не политый табак. Вокзальчик был тоже необычно пустынен. Только в зале со сдвинутыми скамейками, точно шел там ремонт, сидел безучастный старик в разношенных сапогах, перевязанных бечевками.

— Не знаешь, дедушка, где здесь Вторая Железнодорожная улица будет? — спросила Феня.

Он поднял на них вялые, какие-то отрешенные глаза.

— Вторая Железнодорожная? — переспросил он. — Нет, я не здешний.

Он снова обратился к своим мыслям, если они у него только были. За вокзалом, по ту сторону улицы, начинались дома железнодорожного поселка. Ставни на окнах были закрыты, и странное безлюдие вокруг удивило и встревожило Феню.

— Да что они здесь все, позаснули, что ли? — сказала она сердито и окликнула женщину, переходившую улицу невдалеке.

— Вторая Железнодорожная? — удивилась женщина. — А кого вам надо?

— Семичастнова. Это мой брат.

— Семичастнова? — переспросила женщина. Ее полное доброе лицо стало грустным. — Так они все уже три дня назад как отсюда ушли. А вы сами откуда? — Она выслушала их. — Да поезда отсюда уже неделю не ходят… немцы за Степным логом линию из пушек обстреливают.

Это было похоже на то же чувство, какое испытала она, Наташа, когда потеряла Алешу Голованова. И по тому, что стали вдруг огромными на побледневшем лице Фени глаза, она поняла, как и ее сразило это известие. Брата в городе не было.

— Что же нам теперь делать? — спросила та, утратив свою недавнюю уверенность.

— Да вы в дом зайдите, — предложила женщина. Она открыла калитку, и они вошли во дворик с вишневыми деревцами. Несколько пустых лоханей стояло в ряд в глубине дворика, и сбоку на досках лежало грудами выжатое белье. — Вот и прачки наши всё побросали, — сказала женщина горестно. — Такое смущение идет. Ну, где они, немцы? По дороге не видели? Может, так только, панику сеют. А у нас в городе уж и аптеки закрылись, и вот Дом колхозника казенное белье побросал… что с ним теперь делать?

Она показала на груды белья. Дом, где жил Семичастнов, был через улицу. Женщина провела их туда. На двери его комнаты висел замок. Все было пусто, только оставленная кошка мяукала и терлась об их ноги. Они снова вернулись в садик с вишневыми деревцами.

— Вот что, милые, — сказала женщина, которую звали Мария Гавриловна, — за ночь солнце наместо луны не взойдет… а утром будет виднее. Я тут на хлебном заводе узна́ю… может, пойдут у них еще машины с мукой.

Она оставила их в прохладной тишине своего домика.

— Завезла я вас… — сказала Феня невесело, — нашли с кем связаться. — Но сейчас же с прежней решимостью она тряхнула головой: — Не пропадем, Наташенька… а пропадать будем — плакать не станем, слезинки на радость врагу не выроним ни одной.