Три повести

Он стал раскладывать на столе клеенчатые тетради со своими заметками, старые дневники, выкладки и цифры статистики. Пушное дело, рыба, лес, командорские заповедники, нравы и характер алеутов, данные о их вырождении, о фискальных обычаях прошлого, о царской политике… выписки из книг и собранные новые сведения. Несколько песен, которые записал он из любопытства. Позорные цифры простоев судов. Докладная записка о срыве своевременного пуска консервного завода из-за недоставленного в срок оборудования. Плотная шероховатая бумага с водяным знаком «1838», найденная в камчатском архиве, и грубая полуоберточная бумага с расползшимися жирными строками… Он листал и перечитывал. В первые годы неутомимая жадность побольше увидеть, побольше охватить… и страницы, сохранившие нетерпеливый счет времени перед его возвращением. Еще вчера все это жило для него, сейчас было отодвинуто в прошлое. Дневники сохраняли и его ошибки. Он ощущал, что за три месяца проделал для себя такой путь, который потребовал бы больше страниц, чем вся эта сводка прошлого… Он шел теперь в том же ряду, в каком шли и Губанов, и Пельтцер, успевший стать специалистом по нефти, и Паукст, связавший с широкими планами свое островное оленье хозяйство, и веснушчатый Митька Бакшеев, ставший инженером и энтузиастом электросварки, и Стадухин, сумевший заново перестроить свою почти семидесятилетнюю жизнь, и Варя с ее нежной и твердой прямотой.

Он решил провести вечер один. Жестяная баночка с сахаром, чай в бумажке, можно раздобыть кипятку и чаевничать наедине по камчатскому обыкновению. Дождь все несло и несло. Рано стемнело. Электричество горело неполным накалом. Трубочка стлала дымок. Дымок помогал выстроить в постепенный порядок записи его, Свияжинова, жизни.

XXVII

Колыбелью азиатских богатств лежало ненайденное Восточное море. Столетья стерегли его сон. Колумб искал пути в Индию, к азиатской заповедной жемчужине, которую ревниво оберегали на сухопутных путях магометанские завоеватели. Он шел к старой Азии и открыл Новый Свет. Великое Восточное море по-прежнему осталось ненайденным. По-прежнему жадные руки магометанских владык собирали плоды в рощах Индии. По-прежнему с завистью глядела Испания на далекий Восток, который не был еще завоеван. На смену Колумбу шел Магеллан, чтобы исправить ошибку сородича. Его суда обогнули южную оконечность Америки и вошли в неизвестное море. Легкий пассат дул в эту осень, и оно простиралось — тишайшее море, в тропическом изобилии усыпанное цветущими архипелагами. Старое Средиземное море было исхожено. Уцелевшие суда Магеллана открывали путь, грезившийся в течение столетий, и следом двигались на хищный дележ эскадры испанцев и португальцев. Тишайшее море становилось Тихим океаном. Португальцы захватывали Индокитай и Малакку, открывая железным ключом ворота в Японию. Они появлялись в тылу у магометанских владык, и недоступные рощи Бенгалии покорно роняли плоды в жадные руки новых завоевателей. Тропический архипелаг островов превращался в колонии. Восточное море повествовало о колониальных захватах и обращении в рабство целых народов.

Отделенный тихоокеанским простором, лежал глухой сберег Азии. Но уже первые землепроходцы шли таежными и речными путями Сибири к берегам океана, и на двух плоскодонных судах выплывал из Колымы в Восточное море русский мореплаватель, якутский казак Семен Дежнев… К Тихому океану в поисках зело великого и заповедного острова Япана выходила петровская Русь. На шитиках, на кочах, на бусах, на байдарах, обшитых моржовыми шкурами, выплывали первые землепроходцы — пролагатели новых путей, славные и мужественные люди России. Попутно на утлых судах землепроходцами были открыты Курильские острова и Камчатка. Ненайденным, нелюдимым и скрытым оставалось только заморское царство — Япония, Япан… Первобытные байдары и шитики сменились лодиями, бригантинами, ботами российского флота. Имена русских путешественников и морских офицеров, людей отважных и просвещенных, засияли на историческом пути России.