Три повести

Опять льет как из ведра, а мне непременно надо сходить к Машь Базбе. Его сын вовсе отбился от рук. Что с ним делать? Во всем виноват отец. Мне рассказывали, что Машь вызывали в сельский Совет. Надо бы приказать, чтобы он покончил со знахарством и прочей чертовщиной, а его слегка пожурили и взяли с него честное слово, что не станет вовлекать сына в свои колдовские дела.

Председатель сельского Совета мог бы пресечь своей властью деятельность Базбы. Однако боюсь, что он в душе верит в «силу» этого кудесника так же, как Еснат Бутба. Я этого не утверждаю категорически. Но Кирилл согласен со мной. Он говорит, что нечистая сила в Дубовой Роще прекрасно уживается с телевизором.

Это мнение разделяет и Георгий Эрастович.

— Иногда мне кажется, — говорит он, — что чертям даже нравится телевизор. И они не покидают наше село, как это может показаться на первый взгляд. Однако, Наталья Андреевна, могу смело сказать: черти нынче не те, не дореволюционные. Они менее опасны.

— Это вы очень верно, Георгий Эрастович. Но их нужно выгнать.

Он подает на прощание руку:

— Наталья Андреевна, Новый год на носу. А я что-то не слышу разговоров о вашем отъезде.

— Отъезде?

— Ну да, в Ростов. На каникулы.

— Наверное, мне не удастся уехать, Георгий Эрастович. Надо же школу укреплять.

Он крепко пожимает мне руку:

— Наталья Андреевна, помяните мое слово, из вас получится хороший педагог. Это верно: надо любить тот дом, в котором преподаешь. В данном случае — каштановый. Без любви ничего не выйдет.

Он многозначительно произносит слова: «Без любви». И у меня горят кончики ушей.

Первого января в школе состоится елка. Где достать настоящую елочку? Смыр говорит, что за нею долго идти — куда-то за гору Бабрипш. Физкультурник обещал разузнать подробнее, где найти красивое деревцо. В поиски включились ученики. И вот накануне Нового года во дворе школы появилась красавица елка, какой я никогда не видывала: высотою в три метра, с серебристо-зелеными, точно нарисованными ветвями. И кто бы мог подумать: раздобыл ее не кто иной, как Машь Базба! Он вместе с сыном притащил ее в школу.

— Поди и разбери их, — проворчал Кирилл. Он не меньше моего был поражен поступком Машь.

Тем не менее директор сердечно поблагодарил Базбу.

— Нет, — сказал Машь, — не благодари меня. Это сделал мой мальчик. Он снова возвращается к вам.

— Он уже исключен, Машь, — сказал директор. — Ты заставляешь тревожиться о тебе и твоем сыне все село. Это очень нехорошо.

Машь улыбнулся:

— Извини меня, директор. Я хотел принести небольшую пользу. Ради этого побывал за двумя хребтами и раздобыл нужное вам дерево. Что касается моего сына, его исключить невозможно.

И он показал нам спину, направившись к воротам.

Кирилл почесал за ухом.

— Хитер старик. Он хорошо усвоил закон о всеобщем обучении.

Снеговой покров опускается все ниже и ниже: горы теперь зеленеют только у самых подножий. В комнате у меня тепло. Кирилл привез мне новогодний подарок: керосиновую лампу-генератор и приемник. Стало быть, к теплу прибавился довольно яркий свет и говорливый ящичек, по мановению руки превращающийся в музыкальный. Моя старуха любопытствует: каким образом эта чудо-лампа попала ко мне? Говорю ей неправду: директор, дескать, купил ее в городе на мои деньги. Это заявление удовлетворяет ее любопытство.

Сегодня мы, учителя, приглашены на встречу Нового года к директору. Он попросил своих хозяев на вечер уступить ему весь дом. Разумеется, приглашены и сами хозяева.

Я одета. За мной к восьми часам обещал зайти Кирилл. Он пунктуален и на сей раз. Ждет меня у ворот. В руках у него электрический фонарик. Узкий белый луч глубоко пронзает тьму.

Я не вижу Кирилла: фонарик на мгновение ослепляет меня. Кирилл протягивает руку. Она горячая и сильная. Попадаю прямо в объятия.

— Хорошо? — шепчет он.

— Хорошо, — отвечаю я.

Мы стоим обнявшись, не трогаясь с места. Стоим и молчим. Как хорошо иногда помолчать, слушая биение чужого, но милого сердца! Стою и думаю о том, как быстро пролетело время. Как будто только вчера ступила на эту землю. Будто только вчера увидела впервые Кирилла. А кажется мне, что знаю его давно и давно люблю его…

И все-таки надо идти. Я опираюсь на его руку, чтобы не упасть.

— Я, — говорит он, — долго ломал себе голову, как бы нам вместе встретить Новый год, не вызывая лишних разговоров. Решил, что лучше всего собраться всем нашим коллективом. Неплохо, а?

— Да, неплохо.

— Два обстоятельства меня особенно радуют.

— Какие же?

— Что ты у нас, в Дубовой Роще. И что у нас скоро будет большая, каменная, настоящая школа. И что в этой школе будем работать и ты и я. Немножко сентиментально, может быть, зато правдиво. Тебя не радует такая перспектива?

— Конечно! Так же, как и тебя.

— И еще кое-что радует.

— Что же?

— Что ты хорошая, прилежная, славная учительница.

— Вот сколько эпитетов в одном предложении!

— А ты думала, что мы, физики, сухари? — И он прижимает меня к себе. Крепко, крепко… — Ты не обижайся, если нынче буду уделять тебе внимания не больше, чем другим.

— Что ты!

— А буду думать только о тебе.

— И я тоже.

— Я хочу сегодня выпить.

— Это ни к чему.