Три повести о любви

Теперь разобраться в голосах за дверью было невозможно. Оставалось выбирать между лекцией и разговором в коридоре, и Ипатов, естественно, выбрал последнее. Он нарастил ухо ладонью и направил его, как локатор, на дверь. Из нескольких голосов только один был мужской, остальные женские. Похоже, там обсуждалось, входить ли сейчас или все-таки дождаться перерыва. Ребят понять можно: не каждый осмелится войти в аудиторию, когда уже началась лекция по языкознанию. Это все равно, что ввалиться в клетку со львом. Но в последнем случае смельчака еще могут выручить дрессировщик или брандспойты. Здесь же его будут терзать на части под дружный хохот или в лучшем случае — насмешливое молчание всего курса. На это до сих пор отважился пока один Валька Дутов, и то потому, что не ведал, что творил…

Между тем время шло, а ребята так и не решались войти. Потом голоса заметно поредели. Первым отвалил парень, щеголявший своим басом, затем часть девчонок. Однако кое-кто и остался. Но как Ипатов ни напрягал слух, чтобы разобраться в голосах за дверью, у него ничего не получалось: мешал профессор, заполнявший своей громкой и отчетливой речью всю аудиторию. И только когда он замолчал, отыскивая в карточках какой-то пример из литературы, Ипатов вдруг уловил знакомую интонацию. Голос Светланы — он ясно его слышал — звучал, как всегда, глуховато и чуть-чуть растерянно. Значит, она среди опоздавших! Господи, что же делать? Если она не войдет и будет ждать перерыва, он лопнет от нетерпения! Он уже сейчас не находил себе места, а что будет через десять, пятнадцать, двадцать минут? Слушать всякую бодягу о давно несуществующих языках в то время, как за каждую минуту свидания он готов отдать все. Тем более теперь, когда их разделяли всего каких-нибудь несколько метров! Если бы вдруг наступила полная тишина, они при желании могли бы слышать даже дыхание друг друга… Но может быть, это не она? Временами голос и в самом деле становился неузнаваемо монотонным, занудливо бубнящим. И тогда он начинал сомневаться: скорее всего, не она!.. Да и будет Светлана торчать у двери и без передышки болтать с кем попало! Как бы не так! Не тот характер!.. Так что остается одно — не гадать на кофейной гуще, а терпеливо дожидаться перерыва. Но только Ипатов с немалыми усилиями над собой переключил внимание на лекцию, как снова за дверью послышалась знакомая интонация. И ему опять стало не до санскрита. Он всем корпусом резко повернулся к двери и пытался пробиться туда слухом через поток заунывных профессорских слов. Сейчас он готов был дать голову на отсечение, что это голос Светланы!.. А что, если взять и выйти из аудитории? Профессор даже не успеет раскрыть рот, как он будет уже в коридоре. В конечном счете, тот должен понимать, что если человек вдруг ни с того ни с сего вышел, значит, ему это нужно позарез. Правда, кто-нибудь потом насмешливо пройдется по его адресу. Но считаться с такими пустяками сейчас просто смешно. И все-таки Ипатов медлил, не было полной уверенности: голос нет-нет да и терял сходство.

И вдруг через весь зал, над десятками встрепенувшихся голов, сурово и иронично пронеслось:

«Товарищ, сидящий в последнем ряду!»

Сердце у Ипатова неприятно екнуло: «Мне!» Но он еще надеялся, что замечание предназначено не ему. Даже посмотрел на соседей справа и слева.

«Я обращаюсь к вам, товарищ!»

Они встретились взглядами. Ипатов залился румянцем.

«Да, да, к вам, — профессор издалека сверлил его своими черными красивыми глазами. — Я давно наблюдаю за вами и пытаюсь в меру своих ограниченных возможностей понять, что вас не устраивает в моей лекции?»

Теперь на Ипатова глядели сотни насмешливых глаз. Кое-кто откровенно предвкушал забаву.

«Вывод, который я сделал, состоит в том, — продолжал профессор, — что вас больше всего интересует дверь. Так в чем же дело?» — и он изящным жестом под общий смех показал на выход.

Ипатов сидел весь багровый. «А что, если, — мелькнула отчаянная мысль, — воспользоваться этим недвусмысленным намеком и выйти?» Нет, это уже будет воспринято как явная демонстрация, как вызов!

«Ну что ж, продолжим, — помолчав, сказал профессор. — Генеалогическая квалификация языков и понятие языкового родства не так просты, как это кажется с первого взгляда…»

Все оставшееся до перерыва время Ипатов не сводил глаз с профессора. В армии это называлось «есть глазами начальство», всем своим видом показывая, какой ты хороший и послушный. И в самом деле, глядя на Ипатова, можно было подумать, что теперь для него нет ничего более важного, чем спряжение глаголов в готском и финно-угорском языках. Но даже в этом положении он ухитрялся вслушиваться в уже совсем поредевшие голоса за дверью: один как будто Светланы, другой тоже вроде ее, но еще тише. Потом и они исчезли. Однако и после этого мысли Ипатова были так далеко, что, если бы лектор вдруг попросил его повторить, о чем идет речь, он, наверное, стоял бы и мямлил, как последний тупица. Надо думать, весь курс покатывался бы со смеху. К счастью, на этот раз профессор упустил такую возможность…