Три повести о любви

В веселом трезвоне, ворвавшемся из коридора в пустую аудиторию, куда снова тайком, после перерыва, удалился Ипатов, отчетливо слышались подзадоривающие нотки: «А ну вперед! А ну смелее!» Ипатов поспешил на лестничную площадку. Отсюда лестница просматривалась почти до самого низу, и вряд ли кто-нибудь мог пройти незамеченным мимо него. Он увидит Светлану раньше, чем они встретятся взглядами. А сейчас вверх-вниз сновали студенты других отделений и курсов. Следовало набраться терпения: ведь только на переход из одного здания в другое у «западников» уйдет по меньшей мере несколько минут. К тому же, пока оденутся, пока разденутся. Сперва Ипатов стоял, упираясь руками в перила, затем переменил позу — облокотился на них. И вдруг в толпе, поднимавшейся по лестнице, он увидел первую ласточку — разрумяненного от быстрой ходьбы «англичанина». Вскоре за ним потянулись ребята из французской и испанской групп. Теперь с секунды на секунду могла появиться Светлана. Ипатов, который не курил уже около года, стрельнул папиросу у Коли Богоявленского, висевшего рядом на своих костылях. Прошло еще немного времени, и возвращавшийся с физкультуры народ повалил валом. Косяками и вперемежку шли «англичане», «французы», «испанцы», «норвежцы», «шведы», «итальянцы», «немцы»… Странно, что так долго не было «датчан»… Но вот наконец в самом низу показалась шкафоподобная девица. Она медленно, как аэростат, всплывала по лестнице. Через некоторое время на нижнюю ступеньку шагнул второй «датчанин», единственный представитель сильного пола в их женской группе. Сердце у Ипатова готово было выпрыгнуть из груди. Один за другим из вестибюля на лестницу выныривали «датчане», но Светланы среди них не было. И тут шкафоподобная девица заметила Ипатова. Ее взгляд был меток, как те стрелы, которые она выпускала из своего тугого лука, — угодил в самое «яблочко». Она сразу дала понять Ипатову, что знает, кого он ждет. Но в ее взгляде была и какая-то благосклонность, и поэтому он вежливо, даже с некоторой предупредительностью поздоровался с ней. Она впервые по-доброму кивнула в ответ. Он понял, что в ее глазах он был победителем, а победителей, как известно, не судят. Неожиданная доброжелательность девицы подействовала на Ипатова успокаивающе. Он тут же решил, что Светлана, как всегда, не торопится. Или заявится со звонком, или даже опоздает: профессор по античной литературе была строга, но в меру: входивших на цыпочках не трогала…

Однако толпа редела, а Светланы все не было. Под хриплое — прямо над головой — дребезжание звонка проходили остатки «западных» групп. Внизу показались седые кудерьки старой профессорши. Ее почтительно обходили стороной и обгоняли последние из опаздывающих. Она еще не дошла до первой площадки, как лестница почти опустела. Стало ясно, что Светлана так и не появилась в Университете. Обещала и не пришла. Значит, что-то стряслось. Не обязательно серьезное. Может быть, даже какой-то пустяк — пустяк, естественно, для него, а не для нее — скажем, срочная примерка или приход в гости старых друзей. Но ему что делать? Ждать до завтра? Где набраться столько терпения, чтобы провести в ожидании еще целые сутки? Потом, откровенно говоря, он хоть немного, но беспокоится о ней: мало ли что? А может быть, сходить к ней? Кстати, и предлог не надо искать: конспекты!

Ну так как же: туда или сюда?

Звонок торопил. Взгляд Ипатова метался между еще приоткрытой дверью в зал и лестницей, по которой, тяжело дыша, поднималась старая профессорша.

«Сюда!» — наконец решил он и застучал вниз по ступенькам своими огромными сапожищами…

Встречаются люди, которые не могут жить спокойно. То есть они хотели бы жить спокойно, но у них это никак не получается. Всюду, где бы они ни появлялись, их непременно поджидают опасности, подстерегают неожиданные и крутые повороты, в которые, говоря языком автомобилистов, не всегда удается вписаться. Случается, и заносит, и разбиваются, и калечатся на всю жизнь. Увы, к числу этих запрограммированных бедолаг принадлежал и Ипатов. И хотя до поры до времени он отделывался всего лишь легкими ушибами, мысль о превратностях судьбы нет-нет да и посещала его горячую голову: а может, он и впрямь в чем перед кем-нибудь виноват? И не мелкой винишкой, от которой никто не защищен, а большой и непоправимой виной своего рождения? Ведь и так бывает?