Три седьмицы до костра

— Кости, ласса. Человеческие кости. Вы были правы.

Спустя бесчетное количество горстей — на самом деле, их было не больше четырех-пяти, но они тянулись, как густая сосновая смола, мужчины осторожно извлекли на лунный свет человеческие останки, к некоторым из которых прилипли выцветшие затвердевшие кусочки холщевины. Вероятно, тело было завернуто в мешок, который с годами сгнил, а вот сами кости сохранились неплохо. Все, что смогли, мужчины сложили в свои мешки, а потом принялись закапывать землю обратно, изредка поглядывая на меня. Я прислонилась спиной к деревянному столбу беседки. Может быть, инквизитор и приходит сюда — предаваться воспоминаниям и вести мысленные беседы с убитой им девочкой — для меня она не могла восприниматься женщиной, матерью, так как ее почти детское лицо с рисунков было единственной данной мне иллюстрацией Отавии Иститор — но сказать по правде, поверить в это было трудно. Скорее, столь близкое к дому, огороженное от остального города высоким забором, захоронение казалось ему надёжным.

Я думала о Вилоре. О том, что не смогу рассказать ему отвратительную правду о его рождении и судьбе его матери, убитой сумасшедшим отцом — я уже не сомневалась, что именно лас Иститор был отцом своего же племянника. Не зря Отавия говорила лассе Крие, что ненавидит его…

Имеет ли право Вилор знать правду? Могу ли я решить это за него?

Но инквизитор продолжает убивать. Прикрываясь тьмой и демонами, пользуясь поддержкой и защитой короля, оскорбляя Светлое Небо — убивать женщин, невинных или оступившихся, виновных лишь в том, что обида и ревность имеющего власть над их жизнями безжалостно судьи так и не были утолены за двадцать этих лет. И что? Я должна что-то сделать? Пойти против инквизитора и короля, не имея доказательств? Вот уж нет.

— Человек, который сможет рассказать вам что-то об этих костяшках, будет в Гритаке послезавтра.

— Я уезжаю завтра.

— Другого такого у нас нет, ласса.

По большому счету, никакой всезнающий человек мне не нужен, я и так все знаю. Но… не оставлять же Отавию… вот так. В холщовом мешке.

— Да. Я хотела сказать — хорошо. Пусть он посмотрит и напишет мне… я найду способ получить информацию. И… я бы хотела, чтобы потом, после осмотра, всё было захоронено в саду усопших.

— Это как раз не проблема, ласса.

Я посмотрела на землю, которую мужчины только что перекапывали. Они постарались все пригладить, разровнять, как было, но следы их деятельности все равно были заметны. Завтра инквизитор будет знать, что его посещали гости. И что его тайна перестала быть таковой.

* * *

К саду усопших я пришла ранним утром, так и не сумев уснуть ночью. Мне не было страшно, хотя, совершив немыслимую наглость — проникнув во владения самого инквизитора — я, будучи к тому же связана с тьмой, мягко говоря, рисковала и продолжала рисковать жизнью. Но единственный вопрос, действительно терзающий меня, был — говорить что-либо Вилору или нет. Сегодня или в крайнем случае завтра я увижу его. Увижу, увижу, увижу…

На ступеньках было пусто. Слепой женщины нигде не видно. Мысленно я обругала себя, что не договорилась с ней о конкретном времени. В домике у служителя Лирата царила тишина — я немного постояла у двери, прислушиваясь. Подошла к низкому окну, тихонько толкнула незапертую, слегка прикрытую створку — и увидела ворока.

— Светлого неба, Ворк, — шепнула одними губами, помня о небольших размерах домика ласа Лирата — его кровать должна быть совсем рядом. Птица, не моргая, смотрела черным круглым глазом.

Я протянула руку, ладонь послушно налилась чернотой. Гладила черные блестящие крылья, маленькую круглую голову. Хорошая птица, умная, хорошая… Раньше, говорят, их использовали как почтальнов, да и на охоту можно брать… Если бы ты был здоров, дружок.

Тьма струилась, сливаясь с перьями.

— Пришла, темница?

Я обернулась. Осторожно закрыла створку окна.

— Пришла. Кстати, вы не назвали своего имени, а я своего, так что по сути, официально наш договор не действителен. Но для меня это не важно.

— Просто ты еще молода. Тебе что-нибудь нужно? — вероятно, она волновалась. Она — да, а я, к своему искреннему удивлению, нет.

— Нужно укромное место, где нас никто не увидит.

— Даже не знаю, — с явным сарказмом произнесла слепая. — Но в саду усопших никого не должно быть, посетители приходят позже, смотрители еще спят. Идем туда.

Входная калитка открывалась не ключом — щеколду нужно было повернуть каким-то хитрым образом, что моя спутница проделала с привычной ловкостью, очевидно, не в первый раз. В саду действительно было пустынно и тихо, но я шла и шла вглубь, а незрячая женщина — за мной, вероятно, прислушиваясь к звуку моих шагов, не задавая никаких вопросов. Вороков не наблюдалось. Мы дошли до могилы родителей Гериха, а я вдруг подумала, что если бы они действительно оказались ему неродными — в конце концов, никакого внешнего сходства с Отавией у инквизитора не было — все было бы хоть немного, но проще.