Три сестры

Циби открывает свой чемодан в поисках еды, спрятанной под одеждой. Она достает пирог, испеченный матерью к обеду в Шаббат. Разворачивая до боли знакомое кухонное полотенце, Циби вдыхает аромат маминой стряпни. Отломив небольшой кусок, она протягивает его Ливи.

– Не хочу, ты же знаешь, я терпеть не могу этот пирог, – жалуется Ливи, отпихивая руку Циби.

– Ты должна его съесть. Он скоро испортится, а консервы следует поберечь. Тебе разве все равно, что мама сама испекла его? – Циби с улыбкой вновь протягивает кусок пирога Ливи.

Ливи неохотно берет и начинает отщипывать от него, поминутно закатывая глаза и делая вид, что давится. Циби с трудом заталкивает в себя свой порцию. У нее сухо во рту, и пирог отдает золой.

– Хочу пить, мне надо чем-то это запить.

Ливи принимается хныкать, и Циби вдруг теряет терпение. Ей тоже хочется плакать.

– Придется подождать. Не сомневаюсь, что скоро нам что-нибудь дадут.

Они не слышат, как открылась дверь, но вскакивают на ноги при звуках раскатистого голоса:

– Вставайте, пора идти! – Глинковец постукивает дубинкой по своей ладони.

Захлопнув чемодан, Циби быстро поднимается, хватая также чемодан Ливи.

– Держи чемодан при себе, – напоминает она сестре. – Нельзя, чтобы кто-нибудь отобрал его у тебя, понимаешь?

Ливи кивает, устремив взгляд на дверь, в которую продолжают входить глинковцы. Девушек выстраивают в две колонны и выводят на улицу. Они щурят глаза от яркого солнечного света этого погожего дня.

Циби подталкивает Ливи перед собой, держась за ее пальто. Им ни в коем случае нельзя потерять друг друга. На одной стороне улицы выстроились глинковцы, на другой – родственники девушек, в отчаянии зовущие своих дочерей, внучек и племянниц. Чтобы оказаться здесь, они нарушили комендантский час: евреям больше не разрешается бродить по городу в любое время. Они рискуют побоями и тюремным заключением, но многие пренебрегают наказанием, лишь бы только увидеть любимых детей. Циби знает, что в этой толпе нет матери и деда. Они никогда не покидали дом в Шаббат.

Глинковцы ведут девушек по улице, прочь от синагоги и горя.

– Куда мы идем? – шепотом спрашивает Ливи.

– Это дорога на железнодорожную станцию, – говорит Циби, указывая вперед. – Может быть, нас посадят в поезд.

По мере того как стихают горестные голоса родных, начинают раздаваться новые голоса – рассерженные, исполненные ненависти, – и они сопровождают их на всем пути по городу. Бывшие друзья и соседи бросают в них гнилые фрукты и заплесневелый хлеб, громкими криками выражая радость по поводу изгнания евреев. Циби и Ливи поражены этими злыми насмешками, потоками желчи, извергаемыми орущими ртами. Что случилось с людьми? Ведь этим женщинам их бабушка помогала при родах, эти люди делали покупки в лавке их матери или спрашивали ее мудрого совета.

Они проходят мимо госпожи Варговой, жены сапожника. Циби относила их обувь ему в ремонт – сделать набойки или прострочить. Часто госпожа Варгова не разрешала мужу брать с них деньги за ремонт, говоря, что девочки потеряли отца, раненного в битвах за родину. А сейчас она примкнула к орущей толпе – убранные в пучок волосы растрепались и висят вдоль лица. Эта женщина кричит Циби, Ливи и другим девушкам, что ненавидит их, что желает им смерти.

Циби прижимает Ливи к себе. Она не может уберечь сестру от этого зрелища, не может заткнуть ей уши. Она может лишь покрепче обнять ее. В отличие от плачущих и жалующихся девушек рядом с ней, Циби вздергивает подбородок. Эта злобная толпа не увидит ее слез.

– Привет, Циби, по-моему, тебя не должны были сегодня отправить.

К ним направляется Висик, ее «друг» детства, ставший предателем из Глинковой гвардии. Всего лишь обещание получить щегольскую форму черного цвета сделало из Висика монстра. Циби игнорирует его.

– Что с тобой такое? – подступает он к ней, окидывая ее хмурым взглядом. – Почему не плачешь, как другие слабые еврейки?

Он идет рядом с ними, словно они мило прогуливаются в солнечный день. Циби привлекает Ливи ближе к себе и в то же время отодвигается от Висика, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Не дождешься, Висик, чтобы я заплакала. А если мне захочется поплакать, я просто вспомню твою противную физиономию и рассмеюсь. А что до слабых евреев, то я не такая идиотка, чтобы прятаться за форму бандита, – со злостью говорит Циби.

К Висику подходит другой глинковец.

– Верни их в колонну! – командует он.

– А потом отведи этого мальчугана к маме, – бросает Циби ему вслед, и они с Ливи примыкают к группе девушек.

– Циби, что ты делаешь? – Глаза Ливи округлились от страха.

– Ничего особенного, Ливи. Это было здорово!

Впереди видна железнодорожная станция. Циби была права. Она вспоминает их приятную прошлогоднюю поездку к родственникам в Гуменне. Сейчас их проводят через станцию на платформу. Надзиратели с криками заталкивают девушек в ожидающий поезд. Держа чемоданы над головой, они залезают в вагоны и находят себе место. Никто больше не плачет, – напротив, они спокойны, каждая девушка думает об оставленных близких и неизвестном будущем, лежащем перед ними.