— А неразвитое сердце, незрелые кожные покровы, слабые сосуды, и явные хрипы в лёгких у вас тоже семейное? — перечислила врач. — К тому же, первым, как более сильный, родился мальчик. Во время продвижения он развернул второй плод. Второй ребёнок выходил плечом вперёд. Нормальные дети головой, иногда ногами. А тут просто боком. Плод пришлось разворачивать. Естественно, бесследно это не прошло. Честно, возможно, плод проживёт неделю. С вашими возможностями месяц, полгода. Если вы угробите свою жизнь и всё, что возможно направите на поддержание жизни этого ребёнка, и случится чудо, то с массой ограничений плод проживёт несколько лет. Но первая перестройка организма, любая нагрузка, начало обучения… Итог будет тот же, только вы измучаетесь сами, и ребёнка. Даже частичное обследование неутешительно. Моё заключение при выписки ребёнка от ваших связей не изменится. Нежизнеспособна.
— Посмотрим, — чуть прищурился Генка.
Для нас нашли палату, куда принесли внучку. Девочка выглядела странно, на самом деле какая-то бледно-синюшная. Хотя при упомянутой врачом родовой асфиксии должна была наоборот быть красно-бордовой.
— Я и забыл, что они при рождении такие маленькие, — рассматривал внучку Гена.
— Почему маленькая? — удивилась медсестра, которая принесла ребёнка. — Два восемьсот для ребёнка из двойни шикарный вес. Там мама порвалась вся.
В этот момент внучка начала чему-то улыбаться в своём младенческом сне. За чуть приоткрывшимися губами были видны маленькие клычки.
— Как у змейки, — засмеялся Генка. — Внучка-гадючка.
Спать мы устроились рядом с небольшой больничной кроваткой. Генка подскакивал по первому кряхтению, как по тревоге. Почти всю ночь девочка провела на руках у Генки. Впрочем, как и всю следующую неделю. Едва начав плакать, Аля тут же начинала синеть и задыхаться. Почти всё это время, мы не отходили от неё. Но находиться дома бесконечно мы не могли. У меня работа, у мужа служба. А девочка требовала ухода ежеминутно. Муж два дня ходил хмурый, явно принимая для себя какое-то решение.
В результате он отнёс недельную внучку в казарму. Солдатам он рассказал всё, как есть. Со всеми подробностями озвучил заключение врача, рассказал, что происходит, когда внучка плачет. И попросил помощи у солдат. С того дня, мы практически переселились в казарму рядом с клубом. Ту самую, которую я вначале жизни здесь видела из окна. По очереди с мужем ночевали в казарме.
Солдаты качали внучку на руках по часу. Аля вела себя достаточно спокойно, только морщилась во сне, когда её передавали с одних рук на другие. Кто-то из тех, у кого были младшие братья и сëстры, начал укладывать Алю на подушку по диагонали и качать за углы.
— Ай, не так вы делаете, — возмущался Михаил, солдат родом из Якутии.
На самом деле его имя было Мичил, но на русский манер, звали Мишей.
— Вот! — показал он письмо. — Моя мама и бабушка написали, что слабому ребёнку нужно постоянное тепло сильного человека рядом. Заботливые руки любую хворь и слабость выгладят. У меня девять братьев, а у моей бабушки семнадцать детей. И все выжили! Так что они знают, что говорят.
Аля привыкала к постоянному шуму вокруг и голосам. И уже не вздрагивала так, что дёргалась всем телом от любого громкого звука.
Над её кроваткой появились игрушки. Вырезанные деревянные фигурки. Тоже благодаря Мичилу.
— Это не просто игрушки, это звери. Какого выберет, тот и будет покровителем. Ей сильный покровитель нужен! — объяснял мне он.
Любимыми фигурками у внучки оказались лиса и змея. Их она старательно сжимала и злилась, что не получается оторвать, поэтому от злости она грызла край пелёнок.
— Всё определиться не может, — смеялся Генка.
Я ко всем этим народным верованиям относилась спокойно. Тем более, что пелёнки у Али были с секретом. Мы только приехали из роддома, когда прилетел с круглыми глазами Анатолий Михайлович, отец Ольги.
— Сват, ты уже слышал, что наши учудили? — с порога начал он.
— Тише ты, — остановил его Гена. — Пошли на кухню, поговорим.
На следующий день Анатолий пришёл снова. Принёс узел с детскими рубашечками и пелëнками.
— Это бабка моя готовила, как узнала, что правнучка скоро родит. И вышивку заговаривала, — сказал он.
— В смысле? — удивился Генка.
— Ну от детской хвори, от беспокойства. Кто их баб знает, чего они там ещё приплетают, — махнул рукой сват. — Я ж с Украины, а у нас любая баба знает, что пошептать, чтобы дитë и спало спокойно, и живот не крутило, а у соседки молоко ещё в коровьем вымени скисало.
— Дин, нам заговорëнные пеленки нужны? — спросил меня муж, после ухода свата.
— Заговорëнные или нет, какая разница? — махнула я рукой.
Ольга вернулась домой только через месяц после родов, да и то, могла или стоять, или сидеть. И медленно ходить. Рождение Али из-за того, что её разворачивали было для снохи очень травматичным. А ей ещё нужно было ухаживать за сыном. Но с Русланом помогала Люба, её мать. Сама Ольга выздоравливала медленно и тяжело, переживала, что не может полноценно ухаживать за Русланом.
— Всё из-за этой, — обвиняла она дочь, которую ни разу не видела.