Три сестры, три королевы

Мне удастся уговорить Гарри на репетиции, если я скажу ему, что на нас будут все смотреть. Он обожает находиться в центре внимания и всегда стремится выигрывать скачки, побеждать на поединках и показывать рискованные трюки на пони. Он уже одного роста со мной, хотя ему всего десять лет, поэтому, если он не будет дурачиться, мы будем хорошо смотреться вместе. Мне очень хочется показать испанской принцессе, что я ничем не хуже ее, дочери Кастильской и Арагонской. Мои отец и мать происходят из родов Плантагенет и Тюдор, и эти имена блестят заслуженной славой. Ни к чему давать Екатерине повод думать, что мы благодарны ей за приезд. Лично мне и вовсе не радостно от появления еще одной принцессы при дворе. Это моя мать настояла на том, чтобы Екатерина навестила нас в замке Бейнардс еще до свадьбы. С ней прибывает вся свита, сопровождавшая ее из самой Испании, и мы принимаем их всех, что довольно расточительно, по словам моего отца. Они войдут в главные ворота как вражеская армия, одежда, речь и манеры которой во всем отличаются от привычных нам. А в центре их процессии стоит самая нарядная девушка, которую они все называют инфантой. И это тоже видится мне смешным, потому что она – принцесса и ей уже пятнадцать лет, а они, как мне кажется, называют ее малышкой. Я украдкой бросаю взгляд на Гарри, чтобы понять, скорчит ли он рожицу и станет ли, дразнясь, произносить «малышка», потому что именно так мы между собой шутим над Марией, но он даже не смотрит на меня. Он во все глаза смотрит на принцессу, словно видит перед собой нового коня, или прекрасный образчик итальянского оружейного искусства, или что-то другое, что полностью захватило его внимание. Я замечаю изменившееся выражение его лица и понимаю, что он пытается влюбиться в нее, словно рыцарь в прекрасную даму в балладах. Гарри обожает баллады, особенно про недосягаемых дам, томящихся в башнях, прикованных к скалам или заблудившихся в дремучих лесах, страдающих в пути из родного дома в Лондон. Екатерина произвела на него неизгладимое впечатление. То ли дело было в ее укрытом кружевами паланкине, то ли в ее образованности, потому что она говорила на трех языках, но в тот момент я ужасно сердилась и жалела, что не стою прямо возле него и не могу его хорошенько ущипнуть. Именно поэтому детей младше меня не допускали на официальные встречи и празднования.

Ее нельзя назвать безоговорочно красивой. Она старше меня на три года, но мы с ней одного роста. Ее волосы отливают медью и лишь немного темнее моих, и это тоже я нахожу неприятным: кому же захочется быть предметом сравнения с красивой женой брата? Однако мне не удается как следует рассмотреть волосы, потому что у принцессы на голове красуется высокое украшение и плотная вуаль. Она, как и я, оказывается обладательницей голубых глаз, но более светлых бровей и ресниц. Ей явно не разрешают их подкрашивать, как могу это делать я. У нее чистая бледная кожа, и даже я соглашаюсь с тем, что она достойна восхищения. Принцесса очень изящно сложена: ее и без того тонкая талия стянута корсетом так, что она, наверное, едва дышит, а на крохотных ножках красуются самые нелепые туфли, которые я когда-либо видела: шитые золотом носочки и золотые ленты. Не думаю, что бабушка когда-нибудь позволит мне носить золотые ленты, потому что подобное выставление богатства напоказ не что иное, как суета и тщеславие. Теперь я уверена в том, что Испания – очень тщеславная страна, значит, и принцесса тоже.

Старательно слежу за тем, чтобы мои мысли не отражались на лице, пока я внимательно рассматриваю ее. По-моему, ей крупно повезло, что она сюда попала, что именно на нее пал выбор моего отца, когда он искал жену для моего старшего брата Артура, что ей досталась такая невестка, как я, такая свекровь, как моя мать, и, самое главное, – такая бабушка, как леди Маргарет Бофорт, которая позаботится о том, чтобы Екатерина не забывала свое место, предназначенное для нее Всевышним.

Инфанта опускается в реверансе и целует мою мать, затем бабушку. Она следует давней традиции, но вскоре поймет, что в первую очередь она должна стараться угодить именно бабушке, а не кому-либо другому. Затем мать кивает мне, и я делаю шаг вперед, мы с принцессой одновременно опускаемся в поклонах и обмениваемся поцелуями в обе щеки. Ее кожа оказывается теплой, и я вижу, что она вспыхивает румянцем, а ее глаза наполняются слезами, словно она тоскует по собственным сестрам. Я награждаю ее строгим взглядом, таким, каким отец смотрит на тех, кто просит у него взаймы. Я не позволю своему сердцу проникнуться к ней симпатией из-за миленьких глаз и приятных манер. Пусть она не думает, что, появившись при английском дворе, заставит всех нас выглядеть толстыми и глупыми.