О:
Во время выступлений в аудитории было беспокойно. Некоторые люди, казалось, с интересом слушали, другие же задавали занудные интеллектуальные вопросы. Он подробно отвечал на них. Я видел, что большинство людей, в том числе и я, не понимали смысла его слов. Тем не менее я был очарован.На меня, возможно, сильнее повлияли не выступления, а возможность проводить время с ним наедине. Такая возможность возникла потому, что он по-настоящему заинтересовал очень немногих. Я мог гулять с ним. В то время кампус был окружён лесом. Меня очень притягивало слово
Когда мы отправились на прогулку в первый раз, он сказал: «Вы не возражаете, если мы будем гулять в тишине, без разговоров?». Эта просьба показалась мне странной. Я, конечно, часто гулял с другими людьми, но при этом мы всегда разговаривали.
Мы с К. гуляли в течение получаса, сорока пяти минут, часа – в лесу вокруг кампуса. Когда прошла изначальная неловкость, мне это стало нравиться. Ему нравилось быть в тишине, и мне тоже стало нравиться. Для меня это было в новинку.
Я и раньше гулял в тишине один и с близкими друзьями – например, по побережью Атлантического океана и озера Мичиган. Но этого человека я почти не знал.
В:
Как вы могли бы описать этот опыт? Вы ходили по тропинкам? Возможно, он смотрел на листья, подходил к деревьям? Смотрел ли он на небо? Он останавливался?О:
Иногда он останавливался. Иногда щебетали птицы, и он останавливался и говорил: «Давайте пару минут послушаем». И мы слушали. Бывало, он останавливался и улыбался. Но он не считал это чем-то особенным: «Давайте остановимся, я научу вас естественной медитации» – он так не делал. В основном мы просто гуляли и наслаждались ходьбой в тишине. Иногда мы ходили по густому лесу, иногда по тропинкам. Он выглядел очень счастливым. Он заметил, что мне нравятся прогулки, и приходил снова; так что мы совершали подобные прогулки в оставшиеся дни его визита.Примерно за один-два дня до его отъезда из Брандейса, во время одной из прогулок он остановился и сказал: «Выберите какой-нибудь предмет. Растение, лист, цветок, часть дерева. Попробуйте смотреть на него несколько минут; никак не обозначайте и не называйте его, не думайте о нём. Смотрите просто, невинно, словно впервые; наблюдайте этот предмет. Давайте попробуем». Он не сказал, как долго.
Точно не помню, что именно я выбрал. Кажется, это был лист или несколько листьев. Сначала у меня в голове роились мысли, мне не нравилось это занятие, не хотелось просто смотреть. Очевидно, я сопротивлялся простому созерцанию. Краем глаза я поглядывал на Кришнамурти, ожидая, что он подаст какой-нибудь знак – что уже достаточно и можно идти дальше. Но вскоре мой ум немного успокоился. Я стал просто смотреть на лист, и вдруг он заинтересовал меня. Совершенно внезапно меня захлестнули глубокие эмоции. Я по-новому, очень живо увидел обычные качества листа. Меня стали искренне увлекать его форма, цвет, прожилки и стебель. Он был невероятно живым. Теперь я видел, что зелёный цвет – поистине зелёный! Лист превратился в целый крохотный мир.
Потом он спросил: «Ну, как всё прошло?». Я ответил: «Восхитительно. Просто прекрасно». Я стал говорить и не мог остановиться. Я сказал о своём потрясении, о том, что многое увидел и понял, что меня никогда так не увлекали детали, – раньше я смотрел на природу только в общем. А сейчас я близко подошёл к ней; это меня впечатлило, тронуло и привлекло.
Он сказал: «Хорошо. Теперь, если захотите медитировать, просто сядьте и так же наблюдайте свой ум». Вот и всё.
А вот другое воспоминание: каждый день его выступления и обсуждения посещали преподаватели – в этот час они обычно собирались на коктейли в факультетском клубе. К. всегда был хорошо одет. На неформальные встречи он одевался прекрасно, но в повседневном стиле. Когда же приходило время коктейлей, он словно попадал в Англию: на нём были галстук, жилет и пиджак; он походил на персонажа сериала «Аббатство Даунтон».
Помню, как в конце первого послеобеденного выступления он сказал: «Уже четыре часа, не пора ли пить коктейли?». Он говорил с отличным английским акцентом, который я находил довольно приятным. Выяснилось, что он не курит, не пьёт и всегда был вегетарианцем. Тогда я ничего не знал о необычайной истории его жизни.
И вот мы пошли в факультетский клуб; я сразу же заметил, как изящно он вписывается в атмосферу. Он пил какой-то пунш – не знаю, что именно, но не спиртное – и просто беседовал с сотрудниками; большинство из них пришли не ради встречи с ним. Некоторые задавали ему вопросы. До этого они были на нескольких выступлениях. И он отвечал; при этом он непринуждённо и расслабленно держал в руке свой напиток, а они – свой. Не думаю, что большинство – или вообще кто-то – понимали суть его слов, но, казалось, никто не возражал.