Три стрелы

Никогда так Славград не потешался над людьми, как над меньшим сыном Великого князя. Вести о том, что он привёл на поклон к отцу не девушку, а жирную жабу, что с трудом умещалась в ладонях, распространились по всему миру по всем вольным ветрам. Смеялись все. Улюлюкали в след Творимира. И даже старый князь, видя серьёзность и жабы, и помня свой указ, разрешил этот брак, еле скрывая потешную улыбку. Говорящая жаба удивила двор, но не так сильно, как свадебный мешковатый наряд жениха, сгорбленного и синего от ужаса. Только богам известно, как он решился связать жизнь с земноводным, обрекая тем самым себя на вечный позор. А как плакала вторая жена Великого князя, узнав, кем будет её невестка. Слегла в постель от ужаса и не могла встать даже на свадьбу. И только мудрый волхв, что должен был скрепить узами брака троих княжеских братьев, вёл себя спокойно и примерно.

Великий князь позаботился о свадьбах, пока в поход сыновья ходили да славу завоёвывали, поэтому же на следующее утро женихи отправились выкупать невесты, проходить испытания и выводить невест к священному камню у широкой реки, где волхв перенимал детей в руки свои от рук мамок, бабок, дедов и отцов, обязывал красными нитями длань, заговоры молвил. А после их увозили в хоромы княжеских, где Великий князь уже поздравлял молодожёнов, скрепивших узы брака клятвой перед небом, ветром, на земле. Только Творимир стоял на всех обрядах столбом, покорно принимая насмешки. Ни одной улыбки, ни одной светлой мысли не промелькнуло в его челе. Представлял ужасы супружеской жизни, как и родню жабы, тех, что находились в болотах и ворчали, как пели. Ни выкупов, ни песен, ни плакальщиц или мальчишников – ничего. Только смех да насмешки.

Так и состоялось три пышных свадьбы.

Старшего женили на боярской дочери.

Среднего – на купеческой.

А младшего – на жабе.

К ночи всех молодых провели до их теремов и оставили. Смельчаки продолжали судачить о жене Творимира, подглядывали за ними в окошко и продолжали смеяться. И всё им было любопытно. Но как ночь наступала, так их клонило в сон, безвольно.

А в горнице младший сын князя горевал и не знал куда деть глаза, ведь огромная жаба теперь являлась его женой. Она сидела на столе и смотрела на Творимира, разочарованно и прохладно.

– Ну что же ты, княже, голову повесил?

– Да как тут голову не весить, если весь люд над нами потешается, надо мной, над тобой! – вскрикнул он, запуская пальцы в русую голову.

– А ты, княже? Неужели тебе так важно, что о тебе судачат?

– Конечно, важно, я же тут живу.

– И птицы судачат, и рыбы судачат, и люди – это обыкновенное дело. Так что не печалься, княже, лучше спать ступай. Утро вечера мудреней, – сказала жаба и повернула голову на толстой шеи в сторону кровати для новобрачных. – А я пойду мошек пособираю, – и спрыгнула со стола на пол и ускакала из хором, а муж, стянув красные сапоги да рубаху праздничную, лёг в приготовленную постель и забылся сном.

Часть 3

Много времени прошло или мало, но подступала зима на бескрайние просторы. Закоптили мясо, засолили овощи и рыбу, заполнили доверху погреба, бочки с мёдом наготовили, и принялись работать на следующий год, отдыхать, праздновать, свадьбы справлять, да приданное готовить. Все находились в хлопотах, и княжеские сынки, что недавно свадебку сыграли.

Первый сын был недоволен своею женой, ни внешностью, ни голосом не очарован, только за приданным и женился, да за укрепление положения своего, поэтому ходил по дворам да поглядывал в окошки, искал себе вторую, более милую и ряженую бабу, благо жён можно было брать много – боги позволяли. Хмурился он, стоя и отцовского трона, сидел с боярами, вёл политику с заморскими гостями, летописи читал, стрелял и бился на мечах да на руках, чтобы не сбивать с себя спесь. Жена у Боримира была такой же, как и он сам, гневливая, сварливая, властная и хваткая до чужого. Сколько было радости, когда стрела с красной лентой попала в её двор. Она тут же представила себя Великой княгиней, расхаживающей по ухоженным дорожкам в соболиных шубах, в бусах жемчужных, носящей лучшие ткани и сокровища, привезённые с севера, по великим путям, а вокруг неё пресмыкающиеся людишки пряники да мёд сующие, которые рады и за объедки служить, лишь бы слепнуть в злате, серебре и парче. Была старшая жена богата и образованна. Знала и грамоту, и языки, да только чёрное сердце, жадное, не давало ей порадоваться жизни, только мечтать умела завистливо. Сама же была бела, высока и в тазу широка – чем не жена, да только не любимой оказалась.

Их супружеская жизнь была похожа на лодку, кинутую в бурливый океан – не знаешь, когда перевернут её волны.

Властная жена не желала видеть своего мужа с другой, всячески умасливала Боримира своею женской хитростью, взятую от маминой, взращённой мощной государственной фигурой – отца; она толкала его к власти, становилась полезной, подкупая, наговаривая и хитря, и этим примеряла его крутой нрав.