Три суда, или Убийство во время бала

— Сапога. Работа, должно быть, московская. Здесь мы таких сапог не делаем, потому что люди богатые нам их не заказывают, а выписывают все более из Москвы.

Я составил протокол экспертизы и отпустил сапожников.

— Как же это ваш простолюдин гуляет в лаковых сапогах? — спросил полицеймейстер у Кокорина.

— Точно так же, как он ходит в пиджаке с шелковой подкладкой! Впрочем, это все одни догадки.

— Прошу вас не дожидаться письменного приказания для производства розысков, — сказал я Кокорину. — Вы знаете, что нужно делать. Нужно отыскать, во-первых, тот сюртук, от которого оторван лоскуток сукна, и узнать, кто его надевал вчера вечером или кому он принадлежит. Во-вторых, нужно разыскать бриллианты, если они не увезены из нашего города.

— Если эти вещи здесь — они в скором времени будут мною вам представлены.

Кокорин вышел.

Я напомнил тогда полицеймейстеру о необходимости следить за всеми уезжающими из города.

— Еще ночью сделаны мною все необходимые распоряжения, — отвечал мне полковник Матов. — За ловкость и расторопность тех людей, которым я поручил исполнение этого дела, я ручаюсь.

Мы простились.

Оставшись вдвоем с прокурором, мы долго еще беседовали об этом деле. Более всего удивляло нас, что из всех посетителей Русланова никто ничего не заметил, тогда как очень многие были только через комнату от того помещения, в котором умерла Елена Владимировна. Убийце надо было войти в окно с лестницы, пройти всю ширину коридора и через открытое во внутреннюю комнату окно нанести удар сидевшей на кушетке Руслановой. Когда она вскрикнула, ему надо было успеть сорвать с ее головы диадему и тем же путем уйти! И это совершено во время бала, когда весь дом был полон народа, и никто ничего не заметил!

Мы терялись во всевозможных предположениях, но ни на одном из них не могли остановиться.

— Подождем, что покажут розыски, — сказал мне, наконец, прокурор. — Не может быть, чтобы мы не попали на какой-нибудь след. Будем терпеливы.

Мы расстались.

Первой моей заботой на следующее утро было осмотреть чердаки, крышу и громоотвод в доме Руслановых. Но самый тщательный осмотр не привел ни к каким результатам. Чердак никогда не запирался, но на него редко входили.

Немудрено, отзывались все домашние, если бы кто прошел туда незамеченным и пробыл там хоть двое суток, спрятавшись за сложенной в груду сломанной мебелью. Признаков каких бы то ни было следов не было ни на крыше, ни на чердаке. Дом имел с двух сторон подъезды, навесы которых были очень невысокими. Могло быть верным и предположение Кокорина: убийце легко было взобраться на крышу при помощи этих навесов и громоотвода, тем более что дом угловой и выходит на две улицы.

Возвращаясь домой пешком, я встретил отставного майора Боброва. Я его знал очень мало, встречаясь с ним только в клубе и в других собраниях.

— Здравствуйте! Вы, кажется, не были третьего дня у Русланова? — спросил я у него.

— Да, не был, я ездил в свое имение. Скажите, пожалуйста, что за странное происшествие? Трудно поверить даже тому, что рассказывают.

— К несчастью, убийство действительно совершилось. Слух об этом разнесся уже по всему городу и, наверное, достиг даже Петербурга. Но, извините, мне некогда, тороплюсь. До свидания!

— Да расскажите по крайней мере, в чем дело. Я сейчас из деревни и ничего положительно не знаю.

— Некогда. До свидания!

Но Бобров настаивал, схватил меня под руку и пошел со мною.

— У меня в доме тоже случилось престранное происшествие. Три дня назад у меня похитили одну вещь. Сегодня приезжаю, похищенная вещь на своем месте!

— Значит, ее вовсе не похищали. Видно, вы сами или кто другой из домашних переставил или переложил эту вещь на другое место — вот и все.

— Да нет, вовсе нет! Престранное происшествие.

— Что же именно у вас было похищено и возвращено таким необыкновенным образом?

— Ну, что бы вы думали? Деньги?

— Ничего я не думаю. Вот мой подъезд.

— Нет, слушайте только: у меня была похищена бритва!

— Как бритва?

— Да так. Третьего дня утром, собираясь в имение за 30 верст, я хотел взять с собой бритвы. У меня их две штуки в одном футляре. Одну я отдал править еще на прошлой неделе, другую оставил в футляре. Открываю ящик, беру футляр — он пуст. Что за оказия! Рылся, рылся: нигде не мог найти. Так и уехал без бритвы. Сегодня приезжаю назад — бритва на своем месте.

Мне начинала надоедать такая болтовня. Я сказал Боброву:

— Ну, что же тут удивительного? Вероятно, лакей ваш брал бритву, чтобы побриться, и затем положил ее на место.

— Он никогда ничего не трогает, да у него и свои есть. У моего подъезда стояло много экипажей.

Видя, что меня ожидают, я торопился проститься с Бобровым. Приемная моя была наполнена мужчинами и дамами. Все просили отпустить их скорее.

Всю остальную часть дня я провел в допросах.