Три суда, или убийство во время бала

— Я пришла просить вас освободить меня, — проговорила она, пристально глядя мне в глаза. — Там все заснули, и я пробралась сюда, никем не замеченною. Я не ожидала вас здесь встретить. Я хотела только взять мое показание. Если бы я его нашла, я вышла бы на улицу, прибежала к брату и с ним уехала. Там наверху мне все казалось, что подле меня Елена Русланова. Мне слышался ее голос. Она стонала и звала меня по имени. Я пробовала ходить по комнате и как будто успокаивалась, но лишь только я ложилась — опять ее голос. Мне надо бежать… Отоприте мне двери, пустите меня. Посмотрите: я молода, мне жить хочется! Неужели я теперь же должна хоронить себя навеки? Отпустите меня. Еще есть время. На улице темно, все спят, к уйду, никем не замеченная. Неужели вам не жаль меня?

Она пристально смотрела мне в лицо и, казалось, наклонялась ко мне. Голос ее дрожал, движения становились несмелозастенчивы; тихо, точно крадучись, она овладела моей рукой и заговорила полушепотом:

— Отпустите меня… Что вам за прибыль в лишней женщине на скамье подсудимых? Хотите… я решусь на все… Слышите? Я молода и красива…

Она сжимала мою руку…

— Мне страшно одной, — продолжала она шепотом. — Я не уйду от вас… Луна заходит… Сейчас будет темно…

Надо было все присутствие духа, чтобы выдержать эту сцену. Я говорил ей, чтобы она уходила, что просьбы ее напрасны; я старался высвободить свою руку из ее руки. Она вдруг ее бросила и, точно пристыженная, опустила голову и закрыла лицо руками. Пряди волос нависли на ее лоб, грудь тяжело дышала. Я услышал тихие рыдания, и затем она порывисто бросилась на пол, обхватила мои ноги и сквозь рыдания стала молить меня. Я молчал. Что было мне сказать ей? Я пробовал ее утешить…

— Какой вы безжалостный, бессердечный! — проговорила она более твердым голосом. — Неужели ничем нельзя вас тронуть? Она взглянула на меня и тихо сказала: — Ничем, ничем. — Потом медленно поднялась и глубоко вздохнула.

— Успокойтесь, Анна Дмитриевна.

— Успокойтесь! Какие глупые слова вы говорите! Вы заучили их. Успокойтесь!? Не смерть, а тысячи смертей ожидают меня, а вы говорите — успокойтесь!… Разве это возможно?..

Я вывел ее в приемную и подвел к лестнице, около которой спал городовой.

— Так-то ты сторожишь арестованных? — сказал я, расталкивая его.

Боброва с укором посмотрела на меня, проговорила что-то злобное и быстро поднялась наверх в свою комнату. На этот раз городовой сел, прислонившись спиной к двери, так что никто не мог выйти, не разбудив его.

II

ДОПРОС ИЧАЛОВА

Был шестой час утра. Уже кое-где слышались голоса прохожих на улице. Я не ложился спать в ожидании скорого прибытия Ичалова.

Ровно в семь часов привели арестанта, которого я принял в своем кабинете.

— Прошу вас рассказать мне, как было дело. Говорите, ничего не упуская и не скрывая ни малейшей подробности. Боброва во всем созналась.

— Если так, то я не имею никакой причины скрывать истину. Действительно, она зарезала Елену Владимировну Русланову; я был этому только свидетель.

— Вы ей подали бритву.

— Нет, неправда: бритва была в кармане у нее самой.

— Откуда же можете вы это знать?

— Я видел с лестницы. Ослепленный любовью, я не мог донести об этом и сам помог ей укрыться от подозрения, унеся с собой диадему и бритву.

— Она сама вам их передала?

— Нет, она их выкинула за окно; я их поднял и унес.

— Потрудитесь рассказать последовательно все происшествие. Каким образом очутились вы на лестнице, и зачем нужно было вам на ней быть?

— Я должен сознаться, что до безумия любил Анну Дмитриевну и вовсе не понимал того, что делаю. Когда я узнал, что она была объявлена невестой Петровского, я был в отчаянии, и потом, когда она объявила, что отказала своему жениху, моему восторгу не было границ. Через несколько дней Петровский стал женихом Руслановой. Я вполне успокоился, получив надежду обратить к себе холодное и недоступное сердце Бобровой. Она, со своей стороны, стала внимательнее к моему ухаживанию и даже обнадеживала меня. Я был на седьмом небе, бросил все свои занятия и думал только о ней.

— Вы полагали, что она сама отказала Петровскому, а не он изменил данному ей слову?

— Так рассказывали другие. Но мне она сама сказала, что брак между ними не состоялся вследствие ее отказа.

— Продолжайте.