Три тополя

Механик сказал, что вся рыба Прошки Рысцова, ее никто не тронет, хоть передохни она, — за рыбой и караульщики смотрят и любой из шлюзовских постоит за нее. Как-то исчез жерех, то ли сорвался, то ли уворовали, и солоно пришлось всем, кто в этот день оказался на плотине. «У него и на той стороне рыба, — доносил механик осмотрительно, будто даже и нахваливая Рысцова. — Он сетью берет, непорванную, у Рысцова на застежке рыба долго живет…» — «Он, что, изучает их?» — допытывался инженер. «Ему все интересно, — уважительно ответил Николай. — Бывает, начальство приедет, а рыба не клюет, все кругом пустые, один Рысцов в рыбаки выходит: шпиннинг в руки, полчаса в караульной будке отсидится и тащит зверей из запаса. Он у нас выше начальника шлюза: начальник что, инженер! — пошутил Николай, памятуя, что говорит с важным инженером. — Это прежде инженер в цене был: отец рассказывал, когда нашу плотину строили перед первой еще немецкой войной, тут двое инженеров было, француз и русский. Им не то что почет, на руках носили. Инженер в редкость был, как вепрь в степи, а нынче, куда ни плюнь, — он. Ты вот чужой, а на плотине — караульщик разрешил — и всего делов, не правда, что ли?» — «Правда! Правда!» — поспешно и будто с укором откликнулась Клементьева. «Он только что снасть мою обрубил, ты не приметил, а он обрубил». — «Я видел, — возразил Клементьев, — только не знал, чей спиннинг». — «Мой, мой шпиннинг! — В тоне механика досада мешалась с непостижимой гордостью: что ни говори, а жизнь, ее приметные события не обходили его. — Ему бы отцепить мои якорьки, а жаль времени, жаль! Якорьки-то чужие. Спасибо, поплавок оставил…» — «И вы не скажете ему?» — волнуясь, спросила женщина. «Стану я мелочиться! — Он усмехнулся. — Прошлый год к Сереге Прокимнову племянник из Коломны приезжал. Он и прихватил его порыбачить. Серега у нас тоже ведь не… — механик опасливо перебрал в уме все привычные ему сравнения, не нашел подходящего и сказал: — Сменный диспетчер он, все чин по чину. А Прошка увидал чужого пацана — и по уху, в канал спихнул, в этот вот. — Николай показал на узкий канал электростанции. — Хорошо, там решетка, а то — концы, в помол. Вгорячах мы в район звонили, в милицию, а приехала милиция, все слиняли: было, не было, никто не видел, никто не звонил. Один пацан уперся: на дне, говорит, мои очки лежат, можно проверить… Пацан городской, жестокий, в нем, можно сказать, деревенского прощения нету. Серега Прокимнов выручил: „Сам уронил, говорит, очки, а теперь к людям вяжешься“». — Механик будто радовался счастливому исходу, и Прокимнов был с ним заодно, нисколько не унижен этими воспоминаниями: улыбка играла в уголках его маленького самолюбивого рта с запекшимися, словно от постоянной жажды, губами, на темном вытянутом лице, с щеками, запавшими от потерянных зубов, в близко сидящих, неумных, но заносчиво-горделивых глазах: как ни ряди, а обманули милиционеров, погорячились было, а потом не дались, по своей воле все повернули: чего об очках печалиться, если голова цела!.. «Он что, торгует рыбой?» — спросил Клементьев, стараясь не показать возникшей в нем заинтересованности. «Зачем торгует? — заступился за Рысцова Сергей Прокимнов. — У него рука всегда чистая, не поверишь, что она когда рыбу или деньги держала. — Он помолчал, колеблясь, продолжать ли восхваление старшего караульщика. — Прошлой осенью Рысцов плотину чуть не загубил, начальника выгнали, ему не то что шлюза, речного дебаркадера не видать, а Прошке все нипочем. Ты выручал нас, а не знаешь». — «Рысцов из охраны, его ли дело класть плотину?» — «Выходит, его! Помнишь начальника, Петухова? Он к нам в июне прислан, плотины отродясь не ставил и не клал, она одна такая в России, а все мудровал, порядки менять хотел: охрану, говорил, сниму, зачем она — дорого, и народ у нас сознательный. Прошка ему и прописал сознательность!» — «Как же он мог это сделать?» — все еще не верил Клементьев. «Уговорил, Рысцов покойника уговором возьмет. Вода, говорит, понизу идет, и ладно, у нас всегда так. А шуги на день-два, отойдет, еще и на солнышке погреемся. И за нас заступился, он у нас профорг: дай людям праздники отгулять». — «Почему же вы не сказали начальнику?!» — спросила женщина. «Без спросу в советчики чего лезть?» — пришел на помощь Прокимнову механик, не чувствуя за собой и малой вины. «Он что же, молодой был, начальник?» — «Видел его твой Клементьев: телятина!» — «Как же вы могли!» — «Нам прогноз не говорят, — отвел упрек Прокимнов. — Кто знает, может, и к теплу повернет, солнышко каждому в охоту, а другой год и в декабрь Ока не подо льдом…»