Три Царя (СИ)

— Ну как, — сделав глоток, продолжил тот. — Молва по селу давно прошла, что пожаловали к нам господа колдуны, якобы с проклятьем разбираться, вот мне и стало интересно, колдуны какой масти. Узнать в вас сборщика было легко. Легкий и универсальный отряд, а прокаженного, ежели оскорбил этим словом прошу прощения, узнать легко. Все сборщики такие револьверы носят, и только они, остальным не положено, да и смысла не имеет.

— Имел дело с подобными? — спросил Сырник.

— Приходилось встречать парочку другую, когда по Янтарному ходил и груз возил.

— По поводу проклятья, — оборвал его Балдур. — Коллеги мои твердо уверены в его существовании и сейчас рыскают по вашему селу в поисках зацепок, меня вот к тебе направили. Что ты думаешь? Какова твоя версия?

Корабельщик сжал губы, выпячивая квадратный подбородок, и почесал голову:

— Да нет никакого проклятья, если вы моего мнения спрашиваете. Брешет народ, горазд люд на выдумки всякие. Приплетают то леших, то лихо, то других тварей обитающих, а ежели совсем худо, то и гнев богов наплетут.

— Первый человек, с мозгами вместо соломы, — заключил Стервятник, и протянул стакан.

Корабельщик засмеялся и ответил тем же.

— Не поймите меня неверно, я верю в их существование, и в гнев богов, но только тут иной случай. Проклятье может и выдуманное, но обитательница озерная настоящая.

— Да, ты упоминал, что тебе здравый смысл не позволяет паруса поднять, почему?

— А что вы знаете? — Спросил мужчина.

— Практически всё и ничего, — добавил Сырник, играясь с маленьким оружием в руках. — Знаем лишь что в озере нечто живет, хотелось бы услышать твою историю, твоё мнение.

Корабельщик задумался, словно подбирая нужные слова или вспоминая очередность своей истории, а затем начал:

— Ну как я и сказал, проклятья-то никакого нет, а вот озеро живое. Холопы то, на примете тех, с которыми вам удалось познакомится кличут её то царицей, то самой Мареной. Я, конечно, край наш люблю и озеро моим домом стало, но вряд ли думаю, что там сама богиня зимы и смерти поселилась. Что ей там делать, верно? Скукотища же ведь.

— Так что там, по-твоему, или твоя история может быть такой же выдумкой, как и про царицу, и Марену? — Произнёс стервятник.

— Дело в том, что царевна то была, ну точнее так её мужики звали. Баба на редкость высокомерная, да красотой не обделенная, но пёс с ней. Так я по началу думал, да только видел я всё своими глазами, в первый день мой было, когда предыдущий корабельщик за борт прыгнул.

— За борт? — удивился Сырник. — Сколько ты под этим парусом ходишь? Кабачник рассказывал, что предыдущий был трусливым малым, но обратно в порт вернуться смог.

— Сколько людей, столько и мнений, — улыбнулся мужчина. — А вариантов одной истории еще больше.

— Значение лишь имеет всего одна, та, что настоящая, — произнес Балдур.

— Не могу не согласиться.

Они вновь слились чарками.

— Я уверен, потому что и сам слышал, кабачник вам жути нагнал, приукрасил так, что хоть в басни с ходу. Страшно было, но не так. Холодным потом меня прошибло, а я под парусом хожу, скажи, что с пеленок, но только ни волн, ни ураганов не было. Тишина как на кладбище и дымка серая над водой. Штиль полный стоял в тот день, даже певчий управление потерял. Видел я женщину, нет, не то, чтобы женщину, скорее силуэт или нечто похожее.

Подозрение Балдура подтверждались всё больше и больше о прошлом корабельщика. В отличии от холопов и многих зажиточных персон в том числе, он аккуратно подбирал слова, когда дело касалось важной информации. Он замечал, как мужчина всё чаще хмурится, словно копаясь в памяти пытаясь отыскать отчетливое изображение, чтобы передать всё до мелочей.

— Не верещала она и не кричала, лишь парила над водой как дух или как утопленница, да шептала, только я слов разобрать не мог. Со мной тогда было десять человек экипажа и гражданских двенадцать. В основном торговцы да женщины с детьми. Они как увидели её, за головы похватались и носиться стали, как крысы по палубе.

— Дух? Утопленница? — перенял инициативу разговора Сырник. — Существуют истории и даже записи, как дев насильно топили, а затем они становились призраками озер и морей. Заманивали моряков в штиль, и они помирали от жажды и голода, постепенно сходя с ума. Иногда позволяли вернуться, но только лишь тогда, как мужики совсем с ума сходили. Месть своего рода или жестокая игра.

— Быть может, но мы пробыли там недолго. — Продолжил корабельщик.

— Да? Как вернулись раз штиль стоял, да певчий приливы не подчинял?

— Отпустила она нас, но прежде певчий несуразицу какую-то шептал, а затем привязал бочку к шее и за борт. Я хотел нырнуть за ним, да парализовало как ребенка, до сих пор чувство не могу забыть.

— Значит проклятье есть и нет его одновременно, — Сырник спрыгнул с плеча Балдура и сел на стол. Корабельщик угостил и его водой.