Три цветка Индонезии

Вроде как он не сказал ничего особенного, снова те дежурные фразы, которые подходят для такой ситуации. Но Александра почувствовала, что ей и правда стало легче. Она кивком указала на диван, приглашая Андрея остаться рядом, и позволила себя обнять. Она и не думала, что ей было холодно, пока не почувствовала рядом его тепло. А может, это просто был такой холод, который только теплом другого человека и изгоняется.

Она осторожно коснулась губами его губ – в непривычном для них поцелуе, где страсть заменялась нежностью. У Александры пока не было лучшего извинения за то, что она наговорила раньше, и лучшего способа показать, насколько она благодарна ему сейчас.

– Я будто снова попала в тот апрель, – прошептала она. – И мне вдруг показалось, что придется проходить все заново, только кончится на этот раз намного хуже…

Андрей не был оскорблен тем, что она сравнила покушение на него с ранением пса, он слишком хорошо понимал, как много для нее значит Гайя. Он просто прижал ее к себе крепче.

– Сколько раз мне еще повторить, что с ним все будет хорошо?

– Уже не надо… я верю.

– Тогда не думай пока об этом. Лучше расскажи мне, что случилось, во всех подробностях.

– А Ян разве не рассказал?

– Пока он был здесь, мне не до того было, а потом он уехал. Если тебе неприятно вспоминать, можем отложить этот разговор.

– Нет, все в порядке… Я расскажу.

Она и раньше ничего от него не скрывала, здесь никаких перемен не было. Александра не боялась рассказывать даже о тех поступках, которые считались совсем уж неправильными для полицейских. Андрей был последним человеком, который стал бы осуждать их: именно такой подход и помог близнецам спасти ему жизнь.

Вот и теперь он выслушал ее внимательно, не перебивая и не доказывая, что они действовали безрассудно и так же нельзя!..

– То, что на нас напали, может быть указанием на то, что мы наткнулись на нечто важное, – завершила Александра. – Но все-таки не факт. Там, в этом их гараже, стоит немало машин с фермы, которая принадлежит семье Олега Беленкова. Возможно, кровь натекла из них.

– Каким это образом, интересно?

– Ну, знаешь – если уж они используют гараж, можно и мусоросжигательный завод по делу применить! Имеют право, они ж деньги на него давали.

– Александра, я понимаю, что это станет для вас с братом открытием, но существует такая забавная штука, как закон, – усмехнулся Андрей. – И вот этот закон никому не позволить жечь коровьи туши на заводе, предназначенном для утилизации бытовых отходов.

– Я не уверена, что на той ферме разводят коров…

– Не принципиально. Смотри: любое мертвое тело с точки зрения закона, да и здравого смысла, – это биологическая угроза. Поэтому трупы нельзя швырять в первую попавшуюся городскую мусорку. Даже у нас в «Аргосе» есть на этот счет строгие правила. Да, мы лечим животных, но иногда вылечить нельзя, приходится усыплять. И вот тогда за телом очень строго следят. Мы можем выдать его хозяевам – под расписку о том, что они берут на себя ответственность за утилизацию. Или мы можем предложить им услуги партнерской компании, которая животных сжигает. Опять же, я эту компанию лично выбирал, говорил с их директором. Их деятельность контролируют, если они вдруг додумаются не сжечь тело, а бросить у дороги, они огребут такой штраф, что уж проще действовать по правилам.

Александра невольно поежилась. Она понимала, что Гайю это уже не коснется, Андрей не соврал бы ей, он действительно никогда ее не обманывал… Но воображение все равно мстительно рисовало металлический поддон с мертвым телом, уезжающий в полную пламени пасть печи. Ей потребовалось серьезное усилие воли, чтобы снова сосредоточиться на деле и не думать о том, что могло произойти.

– С фермами ситуация еще строже, – продолжил Андрей, который на этот раз не заметил ее волнение. – Начнем с того, что животных они разводят не для того, чтобы их убивать топором, да еще и с маниакальным хохотом. Как бы цинично это ни звучало, животные там – это ресурс, который должен быть выработан до конца. После убоя используется все, что можно использовать, включая кости.

– Но что-то же остается?

– Что-то остается, плюс не используются мертворожденные животные и больные, их как раз утилизируют полностью. Но не на мусоросжигательном заводе! Есть специальные ветеринарные станции, где занимаются только этим. Есть такая неприятная штука, как биотермические ямы, также известные как скотомогильники. Это тебе не просто ямка, которую можно выкопать на заднем дворе, биотермические ямы – сложный проект, это полноценное строительство. У нас в стране запрещено простое захоронение животных на фермах, исключения делаются только при эпидемиях, и даже тогда есть свои правила. Опять же, те фрагменты туш, что вывозятся на утилизацию, не сбрасываются в первый попавшийся грузовик – особенно тот, который потом будет доставлять продукты питания. Их перевозят в специальных контейнерах, чтобы не пролилась ни одна капля крови – по крайней мере, это очень желательно. Понимаешь, почему?

– Потому что кровь – это тоже биологическая угроза…

– Вот именно.