Три версты с гаком

А это был больной вопрос для Артема. Он много раз­мышлял, что делать с домом, но так ничего и не приду­мал. Продавать было жалко. Очень уж Артему пришлись по душе эти места. За каких-то две недели все здесь стало ему мило и дорого. Ложась с заходом солнца на дубовую кровать — он как-то не думал, что на этой самой крова­ти совсем недавно умер его дед, — крепко засыпал. А ут­ром, когда солнце заглядывало в окна и скворцы горла­нили в саду, он вставал, и у него поднималось настрое­ние оттого, что вот сейчас позавтракает, возьмет альбом и пойдет через сосновый бор к Светлому ручью. Бродя по лесу, Артем случайно наткнулся на это райское мес­то: величественный сосновый бор неожиданно обрывался, и впереди, в низине, зеленел большой луг, а посреди луга, раздвинув низкие желто-красные берега, со звоном прыгал по камням чистый прозрачный ручей. За лугом ажурно кудрявилась березовая роща. И ни души. Лишь сороки не спеша пролетали над ручьем да иногда вдали куковала кукушка. В роще должны быть соловьи. Но пока они молчали: наверное, не пришло их время...

Жалко было расставаться с поселком, Березайкой, сосновым бором, Светлым ручьем. Артем не знал, что делать. И продавать не хотелось, и жить в этой развалю­хе нельзя. Потолок прогнулся, того и гляди рухнет. По­ловицы разошлись, из щелей тянуло сыростью. Большая русская печка растрескалась, сквозь побелку краснели кирпичи. Ночью в сенях под Артемом одна половица про­ломилась, и он только чудом не сломал ногу. Если не продавать, то нужно срочно ремонтировать дом.

— Не знаю, что и делать, — вздохнул он.

— Один человек интересовался, — сказал Кошкин. — Хуторской. Он смолу в лесу гонит, а платят им дай бог... Ему не так дом нужен — да какой это дом! — а участок. Избу перевезет с хутора. Ежели надумаете, я ему, стал быть, скажу.

Над самой головой промелькнула ласточка. Она юрк­нула под навес крыши, трепеща крыльями, посуетилась секунду и снова улетела. Артем посмотрел туда: ласточки лепили новое гнездо. Старое обрушилось, и на его месте виднелось круглое серое пятно.

Мимо дома не прошла, а проплыла рослая статная де­вушка с прямыми черными волосами до плеч. Артему по­казалось, что она чуть заметно улыбнулась. Он смотрел ей вслед, ожидая, что она еще оглянется — есть такая привычка у девушек, — но она не оглянулась.

— Приезжая? — спросил Артем.

— Учительница, — ответил Кошкин. — Второй год у нас... Зачем вам дом-то? Вы городской житель, привык­ли к хорошей жизни, а что тут у нас? Вот я работаю на электростанции, двадцать первый год пошел. Сто два­дцать выгоняю, а ведь семья... Одеть-обуть надо. Дочка девятый заканчивает, на танцульки уже бегает...

Раско­шеливайся, батька: давай па платье, кофточку. Негоже, чтобы была хуже других.

— Как звать-то ее?

— Дочку-то? Машей.

— Да нет, учительницу...

— Татьяна... Рядом с сельпо живет. У бабки Анисьи... Так вот я и говорю, серость тут у нас, человеку привыч­ному к хорошей жизни — не выдержать...

— А что вы называете хорошей жизнью? — спросил Артем.

— Зайдешь в городе-то в магазин — прилавки ломят­ся... И окорока, и колбаса всякая...

— Значит, по-вашему, хорошая жизнь — это набить брюхо вкусными вещами?

— И одежи там, придешь — глаза разбегаются, не то что у нас: десяток костюмов, и все на один рост...

— А я вам завидую, Николай Данилович, — сказал Артем. — Огород у вас прекрасный: картошка, огурцы, лук и всякая всячина. Куры вон на лужайке гуляют... Штук двадцать? Гуси, боров в закутке, две козы... Настоя­щее натуральное хозяйство. А лес, речка... Посмотрите, небо какое у вас? Мы, городские жители, месяцами такого неба не видим...

— Места у нас красивые, я не спорю... — несколько опешил Кошкин. — В лесу грибы и ягода разная... Летом благодать, а вот осенью...

— Осенью ночи длинные, дожди, распутица... — за­смеялся Артем. — Вы закоренелый пессимист, Николай Данилович!

— Не хотите продавать — не надо, — вдруг обиделся Кошкин. — Мне-то что? Человек поинтересовался на­счет вашего дома, я и сказал... Вот только забор...

— Не буду я дом продавать, — твердо сказал Ар­тем. — А забор мы с вами отремонтируем. Хоть завтра.

Кошкин сразу просветлел, заулыбался:

— С Андрей Иванычем мы жили душа в душу... Знать, и с вами поладим.

Глава четвертая

1

Он проснулся рано. Когда выглянул в окно, показа­лось, что выпал снег. Это яблони разом отряхнули на землю свой белый цвет. На высокой ветке сидел скворец и с упоением распевал. Черные перья блестели, будто покрашенные лаком. Артем выбежал на мокрый луг, сделал зарядку, умылся до пояса ледяной водой из ко­лодца и одним прыжком вскочил на крыльцо, оставив на серых досках влажный след. Позавтракав холодным кон­сервированным мясом с хлебом, взял альбом, фломастер и вышел из дома.