Три версты с гаком. Я спешу за счастьем

Мальчишка отрицательно покачал головой. Он был в клетчатой рубахе и зелёных штанах.

— Иу, иди же, — уговаривал Кирилл Евграфович. — Никто тебя не съест.

— Чего идти — то? — пробурчал Женька. — Мне и тут не дует.

— Погоди, я сейчас, — сказал Носков Артёму и поднялся в поселковый. Вышел он оттуда с двумя толстыми ученическими альбомами для рисования.

— Где тут у тебя учительница нарисована?

— Там, — неопределённо кивнул головой мальчишка.

— Покажи.

Женька нехотя поднялся и подошёл к Носкову. Тот сгрёб его за шиворот и потащил к Артёму. Женька упирался, старался вырваться. Губастое лицо его — и так — то не очень жизнерадостное — стало сердитым.

— Дядя Кирилл, — ворчал он. — Рубаху порвёте. Слышите, уже трещит? Говорю вам, не убегу!

— Знаю я тебя! — не отпускал Носков. — Весной редактор районной газеты приезжал, хотел посмотреть его рисунки, так он, сукин сын, в лес убежал!

— Говорю, не убегу, — сказал мальчишка, глядя исподлобья на Артёма. Ему лет тринадцать — четырнадцать. Светловолосый, голубоглазый такой крепыш. Волосы давно не стрижены, прядями свисают на лоб, упираются в воротник, за который крепко ухватился Кирилл Евграфович.

— Погляди — ка, как рисует, чертенок! — Носков протянул Артёму альбомы. — Но зато характер…

— Мне мой характер нравится, — буркнул мальчишка.

— Ты не хочешь, чтобы я смотрел твои рисунки? — спросил Артём.

— Смотрите, — пожал плечами Женька. — Жалко, что ли?

— Вон как, оголец, разговаривает! — покачал головой Носков.

— Смотрите поскорее, — сказал Женька. — Мне ещё надо к Петьке поспеть… Мы за грибами договорились.

Артём с улыбкой раскрыл первый альбом. Что он мог увидеть тут интересного? Какие — нибудь незамысловатые детские рисунки: пейзажики, деревенские домишки с дымом из труб, кошек, собак, гусей… Он не ошибся: в первом альбоме действительно были дома, башня, станция, клуб, животные. Но как это было выполнено! Артём перелистал альбом, улыбка сошла с его лица. Он стал серьёзным и даже озабоченным. Носков с любопытством наблюдал за ним. Женька — председатель все ещё держал его за руку — равнодушно смотрел на крышу детсада, где крутили хвостами две сороки. Лицо его было невозмутимым.

— Пойдёмте ко мне, — сказал Артём и, захлопнув альбом, первым зашагал к своему дому.

Уселся на бревна и, положив альбомы на колени, стал внимательно переворачивать страницы. Каждый рисунок разглядывал подолгу, хмурил брови, усмехался, иногда бросал быстрый, восхищённый взгляд на хмурого паренька, будто не веря, что это дело его рук. Трудно было поверить, что этот лохматый, мрачноватый мальчишка так искусно владеет карандашом. Рисунки были выполнены смело, уверенной рукой. В них чувствовался живой смешливый ум, острая наблюдательность и умение подмечать в явлениях самое главное, а в характерах — самое существенное. Рисование для мальчишки — насущная потребность. Вот серия портретов. Это, конечно, учителя, родители, знакомые.

В каждом карандашном портрете схвачен живой человеческий характер. Все, что бы ни изображал художник, находилось в движении. Пусть многие рисунки сделаны наспех, часто не сохранены пропорции человеческого тела, пусть не чувствуется никакой школы, но все равно можно с уверенностью сказать, что это создано настоящим художником. Как говорится, художником с божьей искрой.

— И давно ты рисуешь? — спросил Артём.

— Ещё в детском саду цаплю рисовал на песке… — в первый раз улыбнулся Женька. — Ни одной буквы не знал, читать — писать не умел, а на песке чего — то царапал.

— Тебя учил кто — нибудь рисовать?

— У нас и учителя — то рисования в школе нет, — ответил Женька.

— Есть ещё у тебя рисунки?

— На чердаке полно тетрадок и альбомов валяется… А сколько зимой мамка в печке сожгла! Как начнёт растапливать, так моими рисунками. Говорит, сильно хорошо горят…

— А красками пробовал?

— На картонных коробках и на фанерных ящиках рисовал красками, — сказал Женька. — Только редко в магазин приходит хорошая тара.

— И тоже мамка в печку?

— Не-е, — улыбнулся Женька. — Батя весной веранду обил моими картинами. Ему нравятся.

— А в школе — то видели твои рисунки?

— Я никому не показываю, — сказал Женька.

— Будет из него толк? — спросил Кирилл Евграфович.

Артём не ответил. Ему вспомнились студенческие годы, когда на его глазах в мастерские к уважаемым мастерам живописи, графики и скульптуры каждый день приходили разодетые, надушённые папы и мамы и приводили за руку своих тоже разодетых упитанных деток и, захлёбываясь от восторга и перебивая друг друга, говорили, как талантливы их отпрыски, и показывали роскошные листы дорогого ватмана, испачканные бездарной мазнёй… Сколько этих выросших бездарей ходят по залам и аудиториям академий художеств, консерваторий… Мир искусства, как яркая лампа, привлекает к себе всякую мошкару и букашек.

И вот перед ним сидит самородок. Смешно сказать: для того чтобы показать художнику, его нужно было тащить за воротник… Вот так чаще всего и бывает: рано или поздно настоящий талант сам пробивает себе дорогу, как шампиньон толщу асфальта.