Три времени года в бутылочном стекле

– Родила я Владика, а родители мне навстречу пошли – взяли его практически полностью на себя, я только кормила да спать укладывала – это чтобы академ не брать, и институт вовремя закончить. Спасибо им за это, конечно… И так мне нравилось это мое материнство, такое счастье это казалось, и так все легко, и чего все боятся – покормила, сцедила – и в институт, покормила, уложила – и на танцы… Года через два я Вове говорю – ну давай заведем второго, это же прелесть будет! Родим, и как раз лето будет, в деревню поедем все вчетвером, красота! А Вове по тем временам лет-то уже до чертиков было, хоть в гроб ложись, он, конечно, согласный был, и родился у нас Боря, и поехали мы в деревню на все лето, и сколько горюшка я там хлебнула! Этот же Боря орал без конца, вот лежит ребенок, орет и орет. Я дожидалась только, как Вова в дверь зайдет, и кидалась на станцию, там телефонная будка была, и звонила маме, и тоже орала в трубку: «Мама, Боря постоянно плачет, кошмар! Владик такой хороший был, спокойный, а этого, наверное, в роддоме подменили!» А мама мне спокойно отвечала, что Владик тоже все время орал, только тебя, Света, дома постоянно не было… Да… Если б, конечно, я сама сидела с первым ребенком, я бы по поводу второго крепко подумала… И так мне до Бориного десятого класса все казалось, что он какой-то не такой, не как Владик. Сейчас даже смешно.

Алиса, криво улыбаясь, вспомнила ее сыновей, к которым они с папой по очереди заезжали перед отъездом – высокого, немного надменного Владислава, челюстно-лицевого хирурга с непропорционально большими ладонями, которому из-за этих ладоней Алисе было бы очень страшно доверить что-то миниатюрное, например, носик, и пузатого, обаятельного Бориса, директора автосалона, вышедшего их встречать почему-то со спиннингом в руке. Пока тетка рассказывала про их детские проделки (как Владик спрятал свой дневник, или как Боря искупал болонку), Алиса думала, что когда-нибудь и маленькая девочка, любительница афониных и высохших фонтанов, будет оживать только в маминых рассказах, а люди будут видеть совсем другого человека – взрослую женщину с какой-нибудь профессией, какой-нибудь характерной внешней чертой, вроде большего пуза или ладоней, ну и, в лучшем случае, парой эпитетов, наспех раскрывающих характер.

– А десять лет назад Вова умер. И такая это катастрофа для меня была, даже говорить об этом больно. И вот ведь чудно как – и жили мы всегда не очень, и любви особой не было, и развестись нам только дети да советская власть не позволяла по молодости, а какой это для меня удар был, словно часть меня обрубили. Дети помогали, но… только время могло помочь, много времени… Ходила на работу, как заведенная, домой доберешься – и сразу спать. Врагу такой жизни не пожелаю. Только через несколько лет – лет, ты представляешь! – я это перешагнула. Поняла, что жить мне еще долго, и жить так нельзя. Продала я нашу трешку в Омске, купила эту квартиру в Сочи, с точки зрения площади обмен неконструктивный, но зато я встаю с утра, а у меня море с балкона видно! Из дома вниз спустилась – вдоль ограды нарвала и лаврушки, и розмарина, а там, через два двора, я тебе летом покажу – и инжир, и мушмула, и вкусная такая, рви не хочу! А воздух, а море! Я сыновей своих ведь до одури люблю – это маленькие они засранцы были, а выросли-то, видала, в каких богатырей! Внуки – вообще святое, но есть ведь еще я сама! Я, и я не отработавшая еще человеческая единица, я жить хочу! И, знаешь, я сейчас абсолютно, кристально-чисто счастлива! Есть вещи, которые просто нужно прожить. И я их прожила.

– А куда вы ездите каждые выходные? – с придыханием спросила Алиса, находясь под впечатлением от монолога.

– В Абхазию.

– Зачем?

– У меня там мужчина любимый живет. Да, не удивляйся. Любовь она в любом возрасте может быть. Мне пятьдесят девять, ему шестьдесят пять. Да у меня таких чувств в мои восемнадцать даже близко не было!

– И вы переедете к нему? Поженитесь? – Алиса сидела абсолютно ошалевшая, и окончательно уже убежденная, что тетка находится где-то в районе Сатурна, с кольцами.

«Светлана – самый правильный и ответственный человек из тех, кого я знаю», – говорил отец уже в аэропорту, – «лучше нее тебе сейчас мозги никто не вправит».

Теперь же выходило, что мозги ей должна вправлять бывшая взбалмошная девчонка, с подмененным вторым ребенком в роддоме, а ныне крутящая на старости лет шашни с абхазским мачо. Алисе оставалось только восхищенно присвистнуть.