Три времени года в бутылочном стекле

– Мы с мамой в детстве часто ходили на речку, – словно оправдываясь, сказал он, вернувшись на лежак. Для Алисы неловкая улыбка уже стала его визитной карточкой, – знаешь, я, только приехав сюда, понял, что постоянно делать только то, что удобно нашим родителям, не совсем правильно. Я про взрослых людей, конечно, не про детей и не про подростков. У меня лет с двенадцати была мечта – жить в Питере. Это мой город, на все сто и двести процентов, не люблю я жару всю эту и в красках особо не нуждаюсь. Я думал поступать туда, в принципе, по баллам бы прошел, ну, может, не сразу, поработал бы год после школы, денег бы накопил на первое время, чтобы было на что жить. От армии у меня все равно освобождение, бояться нечего. Но в последний момент, мне вдруг показалось, что я должен быть со своей семьей. Нет, не всегда, но пока еще должен. Сейчас, вот прямо сейчас, я даже не могу объяснить, почему я так решил. Никто мне, в общем-то, ничего такого не говорил, не просил… Наверное, это мнимая ответственность, про которую ты говорила. И лень частично. И трусость. Страх. Казалось, что возраст еще не тот… конечно, трусость. А оказался я здесь и понял, каким был дураком.

– Если ты так хотел в Питер, то почему Сочи?

– Ну, надо же с чего-то начинать, – улыбнулся Капуста. Не неловко, а по-настоящему, – нет, на самом деле, из-за Вадима. Он точно не трус, и вообще, легкий на подъем. На море ему захотелось посмотреть с Олимпиадой.

– Вы прямо такие друзья?

Тут Капуста даже рассмеялся:

– Вообще не друзья! Мы общаться совсем недавно стали. И как-то напились вместе сильно, тут он меня буквально на слабо и развел. Это он умеет. А я, слава Богу, повелся, на следующий же день с работы уволился в Сибе, вещи собрал… Мама в шоке была, я до этого никогда так стремительно ничего не решал…

– Вы втроем с родителями жили?

– Последние восемь лет – да. До этого мы жили вдвоем с мамой. Они с отцом никогда не были расписаны, и когда я был маленьким, он только иногда нас навещал, потом вообще пропал на несколько лет, а потом объявился, и уже никуда не уходил. Остался с нами. Потом еще сестра Ксюха родилась, ей шесть лет скоро будет. Но семьи как-то все равно не сложилось.

– У них? Или у тебя с ними?

– Не знаю… У меня с ними точно не сложилось…

Он резко замолчал. Алиса осторожно нашла его руку в темноте, и положила сверху свою. Рука Капусты была непривычно горячей, и эта горячесть странно кольнула Алису в сердце. Если подумать, все вокруг было странным, ведь даже полгода назад она и представить себе не могла, что будет вокруг нее этот вечер, море зачем-то, скрип перекатывающихся булыжников под ногами, неожиданные откровения и вот эта вот горячая рука.

– Мне кажется, сейчас принято быть инфантильными, – проговорил, наконец, Капуста, разглядывая Алисину руку на своей руке, – модно, а если подумать, где он – тот рубеж, когда ты можешь уже начать принимать полностью самостоятельные решения, менять свою жизнь, ни на кого не оглядываясь? Двадцать, тридцать лет? Полный бред, как по мне. И это ведь даже не зависит от того, насколько мы прочно стоим на ногах, это… предрассудки какие-то. Вроде «ты еще ребенок». Я не говорю про те случаи, когда родителям реально нужна твоя помощь и поддержка, нет. Но вот моей семье помощь, да и вообще, мое присутствие особо не были нужны, а я зачем-то протолкался рядом последние пять лет, хотя и чувствовал там себя чужим…

– Я себя чужой никогда в семье не чувствовала. Но семьи тоже не сложилось… И про «ты еще ребенок» ты точно сказал, мама постоянно мне это твердит, так я себя и чувствую, еще ребенком, недовзрослым каким-то… Я в Омске последний год столько дел натворила… стыдно. Дети еще так не делают, взрослые – уже… Я просто наказана этим городом и этим годом, вот и все.

– Ну, не самое суровое наказание у тебя, – Капуста взял ее руку в свои, – у тебя рука ледяная и никак не согреется.

– Поедем домой, – прошептала Алиса, уткнувшись ему в плечо, – у моря мне всегда грустно.

Они уже выходили с набережной, когда на задумавшуюся Алису с размаху налетела невысокая полная женщина, в элегантном красном пальто и старомодной, широкополой шляпе в цвет.

– Извините, – музыкально пропела она, поправив шляпу.

– Ой, а я вас знаю, – оторопела Алиса, – здрасте!

– Здрасте, здрасте, – не обращая на нее внимания, ответила женщина, и, отсалютовав, уверенно пошла дальше.

– Кто это?

– Это «Я такая».

– Ктоо?

– Наша омская звезда. Ну, как звезда, она давным-давно вела какую-то викторину по телеку, а потом у нее был журнал для теток, назывался «Я такая». У него был дурацкий рекламный ролик, в котором она сама так важно говорила: «Я – такая!». Папа ее называл Хрюшей. Ничего себе, сама Хрюша! – Алиса вдруг рассмеялась сама себе, словно встреча с «Я такой» сняла с нее дурацкую хандру.

– Я ж говорил, что здесь южное подразделение Омска! Уже и знаменитости ваши сюда перекочевали.

– Что она здесь забыла, интересно? – Алиса, не переставая глупо улыбаться, взяла Капусту под руку, и они медленно пошли в сторону улицы Горького. – Может, новый журнал какой-нибудь замутит здесь?