Три высоты

В первый день мы сделали несколько боевых вылетов. Летали и составом полка, и группами по шесть самолетов.

На следующее утро, вновь отбомбившись по переправе, мы возвращались на аэродром, когда ведущий группы Кузин обнаружил крупное скопление танков и бронетранспортеров. Были среди них и машины-бензозаправщики.

— Немцы! — передал по радио Кузин.

— Не может быть, — усомнился кто-то из нас. — Мы уже километров пятнадцать прошли над своей территорией.

— Выходит, прорвали нашу оборону. Ясно видел на танках и бронетранспортерах кресты.

Только сели, Кузин доложил обстановку. Ищенко запросил у начальника оперативного отдела Верхолапа, нет ли данных об изменении линии фронта. Тот ответил, что нет. Связались с дивизией, затем с корпусом. Ответ тот же: никаких новых данных об изменении линии фронта не поступало.

— Выходит, показалось тебе, Саша, — принял решение Ищенко. — Продолжай работать по переправе.

— Как же так, командир! — стоял на своем Кузин. — Собственными глазами видел фашистские кресты. Нельзя дать танкам безнаказанно уйти!

— А почему в дивизии, почему в корпусе молчат? Говорю, померещилось тебе. Действуй, как приказано.

Кузин понял, что спорить дальше бесполезно. Факты складывались против него. Однако своим глазам он тоже не мог не верить. Поддержали его и летчики. Возиться же попусту с переправой, которая противнику теперь была уже ни к чему, казалось всем до нелепого обидно. И Кузин принял решение на свой риск и страх. Уйдя с курса, он повел группу туда, где была обнаружена вражеская колонна. Снизившись до бреющего полета, мы окончательно убедились, что Кузин прав: ошибиться с высоты десяти метров — не рассмотреть, что под тобой именно «тигры», «пантеры» и «фердинанды», было, разумеется, просто невозможно. Так что, выполнив разворот на сто восемьдесят, мы по команде ведущего рассыпались и ударили по врагу. Танки и бронетранспортеры, тщетно ища спасения, расползлись по полю в разные стороны. Но уйти от пикирующего штурмовика ни на гусеницах, ни на колесах невозможно!

Назад мы повернули, только когда полностью кончились боеприпасы. Возвращались в отменном настроении: оставленные позади костры уничтоженной техники врага веселили душу.

А Кузина по возвращении взяли в оборот. Кто позволил нарушить приказ? Кого бомбили на собственной территории? Всполошились поначалу и в дивизии. Крестов на танках, кроме нас, никто не видел, а по данным оперотдела, никакого противника в том месте не должно быть.

— Может, и не должно быть, да было! — спокойно возражал Кузин. — Было, а теперь нет… Пожгли мы их к чертовой матери!

И только через несколько часов, когда начальник оперативного отдела Верхолап получил новые данные, подтверждавшие изменение линии фронта, Кузина и всех нас оставили наконец в покое. Выяснилось, что немцам, чтобы соединиться с окруженной группировкой, оставалось пройти на том участке всего каких-нибудь семь-восемь километров. Инициатива Кузина, таким образом, оказалась как нельзя более к месту. Разгром одной из танковых частей противника помог в какой-то степени сорвать общий замысел врага.

А через несколько дней Кузина сбили.

…День не заладился с самого утра. Пока шли на цель, погода стояла пасмурная: на высоте ста — ста пятидесяти метров плотной завесой висела низкая облачность. Но едва мы пересекли Дунай, как топором обрубило: ни измороси, ни туч — чистое небо! И сразу же появились немецкие истребители.

Мы летели без прикрытия, так что «фоккеры» особо не церемонились: обрушились на нас сразу же. Но до цели уже рукой подать, и бомбы свои на нее мы все-таки сбросили. Накрыли удачно, с первого же захода. Можно бы и домой, но «фоккеры» не отстают. Тогда мы на бреющем завели не раз выручавшую нас в таких случаях «чехарду» — воздушные стрелки шпарят по немцам из своих пулеметов. «Фоккеры» вьются вокруг, а сделать ничего не могут. Перескочили мы через Дунай, там, на счастье, все та же мура: видимость максимум пятьсот метров, облачность низкая. Это и помогло отделаться от истребителей. Растаяли в облаках, как сахар в кипятке. Ищи-свищи…

В общем, привезли только несколько пробоин. Да в машине Кузина вышло из строя СПУ — самолетное переговорное устройство, соединяющее летчика с воздушным стрелком.

— Прежде, пока меня броней не огородили, и без СПУ можно было сигнал подать. Подергал тягу руля глубины — и порядок, — пожаловался стрелок Кузина Молчанов. — А теперь что? Захочешь, к примеру, время уточнить или, скажем, про ужин что-нибудь разузнать — жди до земли…

— Зато фрицы тебя до ужина свинцом не накормят, — пошутил в ответ кто-то. — А дергай в бою не тягу руля, а пулемет! Он у тебя у турели небось приржавел от безделья.

Посмеялись. Но никто не знал, что шутка эта окажется роковой. И часу не прошло — поступил приказ на второй вылет. СПУ чинить было некогда.

Утренняя хмарь развеялась. Небо совсем очистилось. Видимость отличная. Как для нас, так и для немцев. До цели жались к земле, шли на бреющем. А там снова началось…

И зенитки лупят, и «фоккеры» опять появились.