Когда Герман выбрался из салона автомобиля на свежий воздух, он вспомнил, что за флюиды примешивались в салоне к запаху дорогой и хорошо выделанной кожи. Это был запах тлена. «Так пахнет в склепе», – подумал Герман, и, зябко передёрнув плечами, шагнул в фиолетовые сумерки.
Глава 2
г. Санкт-Петербург. Зима 18** года.
Из дневниковых записей г-на Саратозина
Свои студенческие годы я вспоминаю с особой нежностью, потому как годы, проведённые в стенах академии, были для меня самыми лучшими. Учёба всецело захватила меня, и каждое утро я с удовольствием торопился на лекции, а после занятий в библиотеку, где частенько просиживал до самого её закрытия. Я даже забывал пообедать, не говоря о студенческих пирушках и других развлечениях, на которые у меня не хватало времени и коими так богата жизнь молодого студиоза. С товарищами по курсу у меня сложились добрые отношения, хотя я знал, что многие из них подсмеиваются надо мной за приверженность к наукам и привычку проводить вечера в библиотечной тишине, а не в весёлых студенческих компаниях за штофом доброго вина.
Наиболее близко я сошёлся со студентом нашего курса Василием Стрельченко, который в Петербург приехал из Малороссии, и поначалу стеснялся украинского выговора и провинциального воспитания. Добродушный Василий обладал фигурой борца-тяжелоатлета и силой молотобойца.
– Вам бы, Стрельченко, в самый раз ветеринаром быть, а Вы в хирурги подались, – в шутку говорили профессора, глядя, как Василий на практических занятиях в анатомическом театре без малейшего содрогания одним движением перекладывает с ледника на каталку трупы.
– Ежели я дома со скотиной управлялся, то неужели с человеком не справлюсь! – добродушно гудел в ответ Стрельченко, глядя на свои большие и крепкие ладони.
– Позвольте полюбопытствовать, – хитро улыбались преподаватели, – а как именно Вы управлялись со скотиной?
– Так в этом, господа, ничего хитрого нет, – не замечая подвоха, отвечал Василий. – Бычка-то я с одного удара в лоб наземь валил, а уж о мелкой живности и говорить нечего.
После такого ответа в анатомическом театре не давился от смеха, пожалуй, разве покойник.
Так вот, в самый рождественский сочельник Стрельченко перехватил меня в коридоре, и, смущаясь, предложил провести рождество у его двоюродного дяди. Оказывается, у хитреца в Петербурге имелись богатые родственники, о которых Стрельченко до сей поры помалкивал. Мне не хотелось встречать рождество в одиночестве, и я с благодарностью принял его предложение.