Три женщины

Коммерция, банки и новые отрасли быстро развивающейся промышленности оказались в руках никому не известных, цепких и прижимистых деляг разных национальностей. Милан превратился в космополитический город. Главным банком в городе заправляли двое немецких евреев — Теплиц и Гольдшмидт. Немцам принадлежали многие магазины скобяных товаров и предметов домашнего обихода, а также музыкальных инструментов. Крупнейшим в городе торговцем свининой был чех. Газ доставляла в дома французская компания, ее контролеры ходили в фуражках с плоским козырьком, напоминая не то кондукторов спальных вагонов, не то пехотинцев Третьей Республики. Несколько дантистов были американцами.

Из такого Милана социалисты хотели начать победный марш к светлому будущему. Впрочем, полиция зачисляла в «социалисты» всех, кто называл себя радикалом, демократом, позитивистом, прогрессистом, масоном, материалистом, атеистом, а заодно и непризнанных писателей, голодных журналистов, не имеющих клиентуры адвокатов и доморощенных политиков. Кроме небритой физиономии, неряшливого вида и широкополой шляпы всех этих «социалистов» объединяли самые невообразимые идеи, которыми были набиты их головы.

4

Швейцария начала двадцатого века так и кишела революционерами всех национальностей и мастей. Здесь они чувствовали себя в безопасности и держались каждый своей общины: русской, немецкой, итальянской. Но до того, как итальянская община приняла молодого Муссолини, он успел намытариться. Голодал, ночевал под мостом или в общественной уборной. Там же занимался «незабываемой» любовью с польской студенткой-медичкой.

По приезде в Лозанну Муссолини нашел работу подручного каменщика, но продержался на ней всего неделю. По одиннадцать часов в день таскать тачку с кирпичами на второй этаж строящегося дома было не по нему, и в субботу он попросил у хозяина расчет. С плохо скрываемой ненавистью хозяин швырнул ему несколько мятых бумажек, сказав: «Вот твои деньги, хоть ты ни черта и не работал». «Что я должен был с ним сделать? Убить его? Что я ему сделал плохого? Почему он так обошелся со мной? Да потому что я ходил голодный и босой»[51], — написал Бенито товарищу.

Следующие несколько месяцев Бенито поочередно работал землекопом, подручным мясника, посыльным в винном магазине и сторожем на шоколадной фабрике. С фабрики его выгнали за украденную плитку шоколада, и вскоре он был арестован за бродяжничество. Выйдя из тюрьмы, он перебрался в Женеву, где снова попал в тюрьму за то, что напал на двух англичанок, которые сидели на скамейке и закусывали крутыми яйцами и бутербродом с сыром. «Я не смог удержаться. Набросился на одну из этих старых ведьм и вырвал у нее из рук бутерброд. Если бы она хоть пикнула, я задушил бы ее не задумываясь!»[52] — вспоминал Муссолини.

Наконец страдания молодого Бенито Муссолини кончились: знакомые итальянцы нашли ему постоянную работу, и он начал подписываться в письмах на родину, как и положено человеку солидному: «Бенито Муссолини, каменщик».

Правда, все силы Муссолини тратил не столько на укладку кирпичей, сколько на то, чтобы занять достойное место в кругах социалистов. Результаты не замедлили сказаться, и его избрали секретарем итальянского профсоюза каменщиков. Должность была хоть и выборной, но платной. Товарищи оценили его ораторский талант и посылали выступать перед рабочими во время стачек и демонстраций.

Бенито подрабатывал уроками итальянского языка и начал получать первые гонорары за статьи в социалистической прессе. В них он излагал свою доморощенную смесь анархии, социализма, антиклерикализма и ненависти к людям, которые вольно или невольно стояли у него на пути. Он запоем читал, надеясь быстро переварить всю историю политической философии. Глотал подряд Маркса, Шопенгауэра, Ницше, Лассаля[53], Каутского[54], выхватывал из них разные идеи и приспосабливал к своим взглядам. Потом перешел к Канту[55], Спинозе[56]

и Гегелю[57]. «Его философские взгляды всегда отражают последнюю прочитанную им книгу», — сказал о нем кто-то в ту пору.

Вдохновение Бенито черпал не из трудов Маркса, с которым ему все труднее было соглашаться, а из писаний французского революционера Луи Бланки[58] и уже знакомого ему русского анархиста Кропоткина.

Муссолини полюбил загадочных русских студентов, которых находил очень образованными и необычными людьми, проводил целые вечера с этими богемными нигилистами и их подружками-курсистками, пил с ними водку, спорил до хрипоты. Он не без гордости называл себя «апостолом насилия» и, поднимая стакан, кричал споим собутыльникам: «Когда же придет день мщения?»

— Кому ты хочешь мстить? — спросил его один нигилист.

— Всем, кто мешает революции.

— А ты умеешь убивать?

— Кого? — спросил Муссолини.

— Всех, кто тебе мешает.