Три жизни Иосифа Димова

Сначала мы ходили по перрону, то и дело посматривая не идет ли поезд, а потом свернули к обрыву – там было не так ветрено. Казалось, неведомая темная сила влекла нас к пропасти. Как знать, может она, это злая сила, таилась глубоко внизу, на невидимом дне и оттуда тянула нас к себе невидимыми крюками, как об этом говорится в сказках. Кто его знает! Помню, отец однажды нарисовал иллюстрацию: на скале стоит царевна, а царевич карабкается по крутому склону и никак не может добраться до вершины скалы, потому что дьявол, зацепив его за пояс длинным крюком, тащит назад, вниз. Царевич конечно же, не видит крюка, потому что крюк тот особый – невидимый. Так вот, может, и с нами случилось то же самое: мы прогуливались по перрону, а бес поволок нас к пропасти.

– Если бы отец твой не был таким расхлябанным интеллигентом, – не слезал со своего конька Стамо, – он был, казалось, не в состоянии расстаться с этой темой, – жил бы себе и здравствовал по сей день, и мы бы нынче вечером сидели вместе в корчме у Сандо да попивали ракию. Так и знай. Интеллигентность его угробила!

Стамо хотел любой ценой доказать кому-то, что причиной смерти отца была его интеллигентность, а не он, Стамо. Вот какое дело!

– Послушай, – сказал я, – ты до каких пор будешь сваливать вину за смерть отца с больной головы на здоровую?

Мы стояли на самом краю яра.

Он растерялся, разинул рот, будто не веря своим ушам. Но тут же овладел собой, как опытный боксер после внезапного удара, и нагло спросил:

– Ты, пацан, никак спятил?

– Нечего корчить из себя агнца! – вспылил я. – Ты убил моего отца, дубина!

Он замахнулся, но я его опередил. Не зря в нашей факультетской секции я слыл одним из лучших боксеров. Прекрасное левое кроше заставило Стамо покачнуться, а сильный апперкот сбил со слоновьих ног и опрокинул в пропасть. Его огромное туловище покатилось по крутому склону. Светила луна, и все было видно как на ладони.

В ту секунду, когда ноги Стамо отделились от земли и он полетел навзничь, мне показалось, что сверху на меня обрушился ледяной водопад. Все тело обмякло, колени подогнулись, мне нестерпимо захотелось повалиться на снег.

Я хотел звать на помощь и, наверное, закричал бы, но, оглянувшись назад, оцепенел. В двух шагах от меня, чуть в сторонке, стоял Яким Давидов. Как всегда элегантный, в черной фетровой шляпе, черном пальто и светлом шелковом кашне. Он стоял, засунув руки в карманы, и поощрительно улыбался.

– Это… ты? – заикаясь, спросил я и почувствовал, как волосы у меня становятся дыбом. В этом его неожиданном появлении было что-то сверхестественное.

– Я, а то кто же! – сказал Яким Давидов. Помолчав, чтобы хоть немного собраться с духом, я спросил:

– Ты когда приехал? И зачем?

– Приехал с этим поездом, – сказал Яким Давидов, кивнув головой в сторону станции. – Меня прислала твоя мать, чтобы ты не был один.

Только теперь до моих ушей донеслось пыхтенье паровоза.

– Я убил этого человека, – промолвил я, поведя носком ботинка в сторону пропасти. – Ты все видел, правда?

– Ерунда! – Яким Давидов пожал плечами. – Он просто потерял равновесие, поскользнулся и упал. Если бы он не поскользнулся, “того бы не случилось. Все, точка!

Я удивленно уставился на него: уж не издевается ли он надо мной? А он подошел ко мне, взял меня за руку и сказал:

– Не будем терять время! Давай сообщим о случившемся несчастье начальнику станции и с первым же поездом, который придет через пол тора часа, смоемся отсюда. С отцом все кончено, правда?

– Конечно, – сказал я.

– Тогда ничто не мешает нам испариться! – сделал вывод Яким Давидов.

Начальник станции, узнав, что такой страшный человек свалился в пропасть, не на шутку перепугался, он даже на время потерял дар речи. Потом с горем пополам очухался и попросил рассказать еще раз, как произошло несчастье, призвав в свидетели путевого обходчика.

Обходчик, в отличие от своего прямого начальника, услышав о происшествии, и ухом не повел, как-то даже вдруг повеселел, у него появилась охота шутить.

– Ну и ну! – заметил он. – Наш Стамо, небось, все камни посбивал, когда катился вниз. Башка-то у него, говорят, покрепче булыжника!

Начальник и обходчик вооружились фонарями, прихватили по доброй палке, чтоб можно было опираться, и пошли к обрыву. Привязав длинную веревку к кривой сливе, что росла неподалеку от места казни, они уцепились за веревку и вскоре исчезли во мраке окаянной прорвы. Минут через пятнадцать спасители выкарабкались из пропасти с трудом переводя дух. Начальник растерянно кусал посиневшие губы, а обходчик все так же весело доложил:

– Да в нем не меньше тонны весу! Пока перевернули лицом кверху, умаялись. Ох, и разукрасил же он себя, мать честная! На лбу дырища – суслик прошмыгнет.

Яким Давидов, как очевидец происшествия, написал две страницы показаний. Я ничего писать не стал. Через полтора часа к станции подошел скорый поезд, и мы с Якимом заняли пустое купе.

– Почему ты не сказал правду? – спросил я Якима, глядя на него с ненавистью.