Три зимовки во льдах Арктики

Несколько раз перечитал эти теплые, проникнутые отеческой заботой строки. Бекасов, топчась на месте, тоже несколько раз заглядывал в записанную им самим радиограмму, словно не веря, что именно ему выпала честь принять столь важный документ. Улыбаясь, он повторял:

- Пишу, а карандаш дрожит. Пишу и опасаюсь, как бы такую букву не спутать. Минут пять принимал...

Наконец мы немного успокоились. Я наскоро дописал метеосводку, отдал ее Бекасову и отправился будить Трофимова.

- Дмитрий Григорьевич! Нам телеграмма... От Сталина и Молотова...

Трофимов вскочил с постели:

- Где? Где?..

- Вот. Прочтите. Нет, лучше я вам прочту...

Разбудили всех и снова, как год назад, началось всеобщее ликование.

Я, Трофимов, Буйницкий и Ефремов уселись писать проект ответа на приветственную телеграмму. Писали на этот раз долго, стараясь отобрать самые лучшие, самые горячие слова. Но все написанное казалось бледнее того, что было в сердце. Наконец, отложив в сторону несколько вариантов, мы приняли следующий текст:

«Москва, Кремль - товарищам Сталину и Молотову.

Дорогие Иосиф Виссарионович и Вячеслав Михайлович, нет слов выразить благодарность великой Коммунистической партии, Советскому правительству за внимание, повседневную отеческую работу, оказываемую нам, нашим семьям на протяжении всего дрейфа.

Твердо заверяем Вас, что приложим все силы и с большевистской настойчивостью советских людей закончим нот дрейф по-сталински безупречна. Дружная сплоченная работа экипажа, горячее желание оправдать доверие любимой Родины u Ваше имя, товарищ Сталин, делают нас непобедимыми».

Мы собрали в кают-компании митинг, еще раз огласили приветствие товарищей Сталина и Молотова и прочли ответ, который был единодушно принят.

Еще гремели аплодисменты в честь товарищей Сталина и Молотова, в честь партии и правительства, а мы с Бекасовым уже вбежали в радиорубку, и через минуту зажужжал передатчик. Бекасов заработал ключом, передавая на материк слово за словом.

Над льдами стоял густой туман. Было сыро и холодно. Но мы не замечали всех этих неудобств. На корабле царило радостное, приподнятое настроение.

Радисты по-прежнему работали с полной нагрузкой: поток приветствий с Большой земли усилился. Нас приветствовали МК и МГК ВКП(б), ЦК комсомола, редакции газет, рабочие коллективы предприятий, моряки арктического флота. Запомнилась лаконичная телеграмма капитана ледокола «И. Сталин» Белоусова: «До скорой встречи!»

День прошел быстро и как-то незаметно. А вечером нас ждала новая большая радость: Главсевморпуть в четвертый раз организовал специальную радиопередачу для экипажа «Седова».

Снова в Москву пригласили наших родных, снова в их распоряжение предоставили на весь вечер самый мощный радиопередатчик в СССР, чтобы они могли рассказать нам о своем житье-бытье.

Мы знали о предстоящем разговоре с близкими из телеграмм, присланных Политуправлением. Как всегда, ждали его с большим волнением. Но никто из нас не мог даже предполагать, что в этот день, кроме наших родных и кроме работников Главсевморпути, перед микрофоном выступит любимый всесоюзный староста, председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин.

И когда диктор сказал, что с нами будет говорить по радиотелефону М. И. Калинин, нам в первое мгновение показалось, что мы ослышались. Но потом до нас донесся знакомый задушевный голос Михаила Ивановича, мы услышали проникновенные слова, по которым всегда сразу узнаешь калининские выступления, и поняли, что никакой ошибки нет. Мы были бесконечно тронуты...

Телеграмма товарищей Сталина и Молотова, сотни приветствий с Большой земли, разговор с родными по радио и, наконец, эта речь!..

Невольно вспоминались истории полярных экспедиций прошлого. Смели ли мечтать наши предшественники о таком внимании со стороны руководителей государств? Сколько колкостей пришлось выслушать Нансену по поводу того, что он явился на прием к французскому президенту в пиджаке, а не во фрачной паре?

Правда, Нансен сумел достойно ответить чиновникам президента:

- Какая же у вас, господа, республика, если вы требуете от посетителя облачаться во фрак? Если ваш президент не примет меня, потрудитесь передать ему карточку, - мне некогда переодеваться...

Но этот достойный ответ дорого обошелся Нансену. Его травила вся европейская пресса, и даже один из самых распространенных в России журналов «Природа и люди», незадолго перед этим поместивший несколько благосклонных отзывов о экспедиции «Фрама», гневно воскликнул:

«Интересно было бы спросить господина Нансена, посмел ли бы он в таком же костюме явиться ко двору какого-нибудь государя? Его не допустили бы и на порог дворце!»