Три зимовки во льдах Арктики

- Ну что ж? Зато вы хорошо знакомы с анатомией. Вот и записывайте: от верхнего конца берцовой кости до голеностопного сустава - столько-то сантиметров, а от края правой ключицы до края левой - столько-то... Пригласят врача в ателье мод и разберутся...

- Ну, разве что так... - протянул доктор.

Впоследствии, когда льды немного успокоились, доктор поступил именно таким образом, и к чести московских портных надо сказать, что они неплохо разобрались в нашей условной терминологии.

Теперь же, в эту тяжелую, мрачную ночь с 7 на 8 декабря, мы были благодарны управделу Главсевморпути и за то, что он немного развлек нас своей неожиданной телеграммой...

В 2 часа я освободил людей, отправил доктора спать и сам встал на вахту.

Хотя за весь день мне так и не удалось прилечь, спать почему-то совсем не хотелось. Выкуривая одну папиросу за другой, я расхаживал по палубе, иногда спускался в опустевшую кают-компанию, заглядывал в кубрик, откуда доносилось мерное дыхание спящих, снова выходил на палубу.

Разводье, открывшееся слева, то сходилось, то расходилось, как мехи гармони, но сжатие все еще не начиналось. Воспользовавшись небольшой передышкой, я решил немного погреться чайком и поставил чайник на раскаленный камелек в кают-компании. Вскоре крышка чайника звякнула и пролитый кипяток зашипел.

В ту же минуту открылась дверь, и из нее высунулось немного похудевшее остроносое лицо Алферова.

- Не спите, Всеволод Степанович? Садитесь чай пить...

Я нисколько не удивился атому ночному визиту: в последнее время наш третий механик очень плохо спал, и на «очной вахте мы постоянно распивали вдвоем с ним чай.

- Не спится, Константин Сергеевич. Все думаю и думаю, - как только голова не распухнет!..

Я налил стакан чаю и сказал Алферову, кивнув на чайник:

- Наливайте, Всеволод Степанович, от этого голова свежее станет...

Механик, не ожидая вторичного приглашения, нацедил добрых два стакана чаю в свою объемистую эмалированную кружку, отхлебнул из нее и заговорил:

- Вот дядя Саша мне радиограмму от брата принес. Пишет Александр: просьбу, мол, удовлетворили, выхожу к вам на ледоколе „Сталин“, надеюсь на скорую встречу». Выходит, шлют к нам ледокол?

Живые, острые глаза Алферова пытливо смотрели на меня, словно я что-то хотел скрыть от него. Пока что я не получал никаких официальных сведений о выходе ледокола к нам навстречу. Но кое-какие слухи доходили и до меня. Оля сообщила, что она готовится нас встречать. Потом пришла неожиданная телеграмма от Капелова, моего старого приятеля, по охоте на песцов в море Лаптевых: «Комплектуют команду для пополнения экипажа „Седова“, замолви словечко». Видимо, и в самом деле флагманский корабль готовился выйти навстречу «Седову».

Я поделился своими скудными сведениями с Алферовым. Он сразу оживился. Глаза его заблестели.

- Хорошо, если бы так!.. Соскучился я по Александру. А он-то, наверное, по кораблю вот как тоскует!..

Александр Алферов, улетевший на Большую землю весной 1938 года, плавал на «Седове» около четырех лет. Он тоже был машинистом, и все четыре года братья работала радом. Всеволод Степанович продолжал:

- Хорошо бы поскорее ледокол «Сталин» пришел, да? Понимаете, неладно может выйти, если он к нам вовремя на выручку не поспеет...

Пока мы пили чай, произошла серьезная перегруппировка льдов. Разводье у левого борта сошлось до 20 - 25 метров, в противоположная кромка льда отодвинулась к югу, - часть снежного гидрологического домика, оторванная 3 декабря, очутилась в 50 метрах южнее второй своей части, оставшейся у судна. В некоторых местах края разводья сошлись почти вплотную.

Мы вышли на палубу, сразу же спустились на лед и измерили высоту кромки. Вместе со снегом она выступала на 60-80 сантиметров над водой. Поднявшись на корабль, мы внимательно осмотрелись по сторонам. Густые сумерки прятали горизонт. Разглядеть что-либо крайне трудно. Но на западе, за разводьем, как будто бы чернела новая полоса воды.

Крайне неприятное открытие... Ведь где-то там, поблизости от этой полосы, находились наши аварийные запасы и магнитный домик, в котором еще оставались некоторые ценные приборы...

- Всеволод Степанович, вы ничего там не видите? - сказал я, указывая на смутно черневшую ленту.

- Вода... - тихо сказал механик, присматриваясь. - Вода!..

Было 5 час. 35 мин. утра. - Не хотелось будить людей, уставших накануне, но кому-то надо было немедленно отправляться на разведку. Я пошел к Буйницкому.

- Виктор Харлампиевич! - сказал я, растормошив его. - Новая трещина. Как бы не унесло ваш магнитный домик...

Через несколько минут Буйницкий и Алферов, захватив фонарь, спустились на лед.

- Осмотрите по пути аварийный запас, нет ли там трещин! - крикнул я им вдогонку.

Больше часа бродили по льду Буйницкий и Алферов. Подозрительное потрескивание и шорох молодого льда в разводьях то и дело заставляли меня напряженно всматриваться в темноту. Крохотная красноватая точка керосинового фонаря то исчезала, то появлялась вновь, - разведчики лавировали среди высоких торосов.