Тряхнем стариной!

Пока разглядывала цветы на этом чуде ручной работы, смахнула какую-то таракашку с ноги. Наглый жук перевернулся на лапки и побежал дальше. Недалеко.

В жука вцепились когтистые лапы. 

Я взвизгнула, от испуга разогнулась и быстро-быстро, как тот самый таракашка, проползла к стене домика. Было от чего. Как-то котик размерами с крупного спаниеля доверия мне не внушал. Мощная длинная черная зверюга клацнула когтями, шевельнула огромными усами и закинула таракана в пасть, жмуря зеленые глазищи. 

Я ущипнула себя, чтобы проснуться. Глупо. Но этот искусственный сон стал меня откровенно пугать. Можно мне уже обратно в больничку? Я готова к отходняку и болям! Ладно, я даже про почку ничего не скажу, только грудь обратно пришейте!

— Ты чего это, бабка, на полу сидишь? Чей-то зад себе морозишь? Аль прострел тебя не мучит? — заворчал кот, открывая пасть, будто и правда говорил. 

Это было настолько реально, что не могло быть! Значит, все-таки это глюк и можно пока что расслабиться. Попустит же в конце-то концов. Я от облегчения даже села, потянулась вперед и дернула кота за хвост.

— Ты что, старая, совсем из ума выжила?! — взвился котяра, цапнул меня когтями и зашипел. — Аль настройку мухоморную откушала, не закусив, не занюхав?

Хвост в руке был как настоящий. Царапины болели, и на старческой руке наливались кровью три неглубоких пореза. Больно! 

Это что за фигня? Если я сплю, то почему больно? И место, куда я себя ущипнула, болело, и царапины тоже! А еще этот рев… Да кто это кричит так? Его что, режут, что ли?

Охая и хватаясь за спину, я поднялась на ноги. От пола невысоко, но все потому, что разогнуться так и не вышло полностью. В глаза сразу кинулись бесконечные черные полки со всякой требухой и огромный котел в углу. А потом я повернулась к столу и завизжала.

А связанный мужик выплюнул изо рта пожеванное яблоко и заорал уже словами:

— Изыди, ведьма! Нечистая! Головы тебе не сносить! Как шагнет дружина! Как запоют рожки! Вжикнут мечи-молодцы! Разрубят ведьму на куски и закопают на четырех перекрестках!..

— Тьфу, нынче цесаревичи буйные пошли, — ощерился кот. — Бабка, суй его в печь скорее, а то вечерять сызнова по полуночи будем…

— Бабка?.. Бабка? — я схватилась за волосы, редкие и сухие. Не мои. 

Мамочка моя родная, верните меня из этого кошмара в обычный мир!

Мужик на столе, перевязанный веревками как колбаса, пытался дрыгать ногами и продолжал извергать из себя выкрики про ведьм и голову с плеч. Вокруг меня сужались стенки деревянной избы, на меня наползали веники из трав и летучих мышей, сверкал глазами огромный кот и пыхала жаром печь — как раз проем был настолько широк, что мужика внутрь запихнуть было возможно… Очень возможно… Прямо как кот и говорил.

Мамочка!

Я бросилась, точнее, проковыляла, подпрыгивая, к двери, не обратив внимания на мявки кота. Замка не было, снаружи я оказалась в считанные мгновения. Пробежала пару десятков метров — неуклюже, переминаясь с ноги на ногу — и остановилась, задыхаясь. Огромная грудь ходила ходуном, язык неприятно шевелился в пересохшем рту, сердце билось где-то в горле, а на глазах скапливались слезы. Что происходит-то? Мне же просто аппендицит вырезали, когда уже этот наркоманский трип закончится?

Я оглянулась: лес кругом, зелень, солнышко светит и мерзость какая-то опять по мне ползает. Тепло так, дышится полной грудью. Доктор, а можно мне другой дури, более качественной, пожалуйста? Вот чтобы без бабок и котов!

И чтобы за грудь не хвататься.

Пенек обнаружила почти сразу, там я и села. Тело ощущалось неповоротливым, больным и слабым — старым, одним словом. Почему я не чувствую, что лежу на больничной кровати? Почему лес настолько реальный? На нос, кстати, приземлился большой комар. Щекотно. И странно. Вообще я заорать бы должна, не люблю этих насекомых.

Я почесала нос и смахнула комара. Нос как будто не мой, загнут чуть в сторону, потом я дрожащими пальцами нащупала морщины. И волосы длинные, сзади в растрепанном пучке. В зеркало на себя смотреть даже страшно, а вот общупать — это можно было. Картина складывалась не особо радужная. Почему-то я была… бабкой? Самое время было впасть в истерику. Я и впала, вот только любимая поза у меня для рыданий — это голову между коленями сунуть. А как ее сунуть, если грудь баллоном перед глазами болтается и живот никуда не делся, и спина отваливается?.. 

И кто там ржет, а?! Ой.

На меня в упор — ну так, метрах в полутора над головой — смотрела русалка. Точно, русалка. С рыбьим хвостом. Прям как из мультика, и глаза пучит так же. И то, что ниже глаз, колыхается. Эм-м, а зачем русалкам грудь?.. Тьфу ты, нашла о чем думать!

— Ничего себе, — отстраненно заметила я. — Русалка на ветвях... Слушай, как ты туда залезла? Ну, я имею в виду, руки ладно, а хвост тебе не мешал?

Русалка махнула хвостом и наклонила голову. Э, как от нее рыбой несет, причем не первой свежести. Но она мне ничего не ответила, только опять захихикала. Немая, что ли? Или просто тронутая.