Трибуле

– Почему сегодня ты назвал меня «мама Джипси»? Ты всегда называл меня мамой…

Да! Откуда эта прибавка к имени матери? Может, что-то перевернулось в душе юноши? Он не знал этого. Слово вырвалось само собой, без какого-либо влияния разума.

Она посмотрела на юношу с неподдельной грустью:

– Значит, я больше не твоя мама?

Он в замешательстве посмотрел на Джипси… Он захотел успокоить ее, утешить, обнять… Но он не мог этого сделать! Машинально он пробормотал

– Мама Джипси!..

Она беспомощно улыбнулась и отпустила руку Лантене, которую только что сжимала в своих ладонях.

– Слушай меня, – сказала она медленно, гортанным голосом, какой всегда появлялся у нее во время сильного возбуждения. – Ты мой сын! Правда, ты не рожден моей утробой, я не вскормила тебя своей грудью… Но ты мой сын… Твоей отец бросил тебя… Он был беден… Твоя мать умерла через три дня после твоего рождения… Я подобрала тебя, воспитала… Я очень сильно привязалась к тебе… Сильнее, чем к Манфреду. Да что я говорю! Манфред для меня чужой, иностранец… Я воспитывала его из жалости… Но ты, Лантене, ты мой сын… Да, мой сын…

Цыганка повторила это слово с нажимом, словно стараясь вбить его посильнее в мозг юноши.

– Я знаю, – ответил он, – всё, что вы сделали для меня. Я глубоко признателен вам, и эта моя благодарность умрет только вместе со мной.

– Благодарность! – горько прошептала женщина.

Наступило неловкое молчание.

– Что же до вашего предложения, я подумаю, мама…

Лантене произнес это слово с некоторым отвращением, что его удивило и расстроило.

– Ты подумаешь! – закричала женщина. – Слушай же! Я цыганская девчонка… Да! Я еще молода, несмотря на то что волосы у меня седые!.. Но хотя я и молода, я уже повидала столько всего, что и не всякий старик увидит. Я научилась читать в сердцах мужчин; я изучала, сравнивала. Жизнь устроена так, чтобы мы всегда оставались бедными и чтобы на нашей нищете строилось счастье счастливчиков этого мира. Разве это тебя не возмущает?.. Погляди на себя!.. У тебя есть сила, красота, храбрость и ум… И кто же ты? Ничто!.. Кем ты можешь стать? Никем!.. Разве это не приводит тебя в негодование?.. Я, сын мой, вижу людей изблизи и говорю тебе: тот, кто не восстает против такого положения, тот трус… Но ты же не трус… Так чего боишься ты?.. Вот я ничего не боюсь! У меня нет страха перед смертью… А у тебя, Лантене, его нет тем более. Я это знаю… Что же происходит в тебе? Почему ты не воспринимаешь мои слова с восторгом, как я того ожидала?

…А что же происходило в душе юноши?

Лантене затруднился бы сказать.

Мы же объясним просто: у молодого человека была тонкая и деликатная натура, и ему противны были грубые средства, предложенные цыганкой.

Продолжения у этой беседы не было. Лантене уклонился от разговора, пообещав подумать над предложением Джипси.

Он и в самом деле задумался, долго говорил с Манфредом, и оба вместе решили, что не созданы быть бандитами.

Между тем их влияние в королевстве жуликов возрастало. По какой причине? – спросит читатель.

У жуликов и цыган был один культ: отвага.

И не было среди них никого отважнее Манфреда и Лантене.

Однажды должны были повесить одну распутницу. Бог весть за какую вину. Манфред и Лантене, в сопровождении нескольких храбрецов, напали на эскорт, сопровождавший несчастную к месту казни.

Такая дерзость была неслыханной. Атака была такой стремительной, такой неожиданной, что толпа, собравшаяся поглазеть на зрелище, разбежалась во все стороны. Испуганные солдаты эскорта, подумав о мятеже, принялись загонять назад разбегавшихся людей. Когда же солдаты вернулись к повозке, к которой была привязана осужденная, той и след простыл.

Однажды ночью дозор схватил двух чертенят по прозвищу Фанфар и Кокардэр, неисправимых вралей в широких шляпах с длиннющими перьями и дырявых плащах. Манфред и Лантене встретили патруль, который вел арестованных жуликов. Они набросились на солдат и орудовали шпагами так знатно, что через несколько минут Фанфар и Кокардэр были освобождены.

За двумя друзьями числилось сотни подобных поступков, совершенных то одним молодым человеком, то другим, то совместно обоими.

Подобные подвиги сильно возбуждали воображение преступников, среди которых жили Манфред и Лантене. Им можно было бросить лишь один упрек, правда, очень серьезный! Они никогда не хотели участвовать в ночных охотах за кошельками прохожих.

Закончим наш рассказ сообщением, что бродяги сделали выбор между двумя героями: предпочтение они отдавали Манфреду.

Лантене был спокойнее, рассудительнее, холоднее. Легко возбуждавшийся Манфред был задирой, драчуном, знатным выпивохой и неутомимым ухажером за прекрасным полом. У Лантене было особое выражение лица, свойственное людям, над которыми тяготеет неведомое несчастье; нельзя сказать, что он был грустен по природе, но была в нем такая беспокойная серьезность, словно он чувствовал, что где-то поблизости вызревает беда, как будто была у него некая интуиция приближающейся ужасной катастрофы. Манфред же выглядел беззаботным, а между тем он был крайне чувствителен; и чувства его поднимались до высшей точки скачкообразно…