Тридевять земель

У Лемноса положили якорь, чтобы свезти на берег коллежскаго асессора Козена. Лемнос известен тем, что во время Пелопонесской войны служил предметом раздора между афинянами и спартиотами. Съехав на берег, принимаемы были и обедали у нашего консула Ласкари. В Архипелаге консулы российские поголовно почти подданныя иностранцы, но жена у него природная русская. Оригинально было видеть в экзотической обстановке типическую журфиксную даму, тип которой являла наша консульша, и слушать от нея жалобы на то, что Солоны, Периклы и Демосфены, изумлявшие свет, перевелись, и нынешние обитатели Греции в уничижении рабства не являют даже тени былого величия. И вправду здешние греки, столь долго жившия с турками, приняли их обыкновения и едва ли не самый образ мыслей.

Налившись водой, пустились мы в Эгейское море, но дальше Лемноса тихие ветры замедляли наше плавание, и только третьего мая вступили мы в Архипелаг. Цветущие берега Аттики возбуждали мысли и переносили воображение в эпохи древности. Мы подошли к мысу Матапану, на оконечности котораго, как утверждали, сохранялись еще руины святилища Посейдонова. Два течения сходятся от Дарданелл и Адриатики и встречаются здесь, действуя попеременно то в ту, то в другую сторону. Отсюда Морейския берега кажутся унылыми и пустынными. Словно в золотистой дымке проплыл невдалеке остров Цитера, называемый ныне Цериго, где увидела свет прекрасная Елена, красота которой послужила причиною самой известной из всех войн, которые только знал мир, и вот уже с праваго борту белел домами своими Пилос, обитель славнаго Нестора. Смотря на сии достопамятныя в истории места, представлялись мыслям развалины древняго великолепия Греции, взирая на них только издали, невозможно было не сожалеть, что проходишь мимо.

Адмирал Николай Иванович Сенявин, отец Дмитрия Николаевича, создавая Черноморский флот, давал кораблям названия "Гектор", "Парис", "Троил", и все в таком духе, и как тут не припомнить вещия слова императрицы Екатерины, которая написала адмиралу: "Троянской истории имена, кои дал Сенявин кораблям, им построенным, показывает, что у него в голове твердо есть повидаться с теми местами, где оная производилась". Судьба мореходца такова, что предначертанное отцом возложила она на сына…

В то время, как адмирал находился в Триесте, генерал Лористон, перешед через турецкую границу, мая пятнадцатого дня занял Новую Рагузу и, уничтожив древние ея вольности, следующим днем объявил именем Бонапарта, что не прежде независимость и неутралитет Рагузской республики будет признан, пока российские войска не оставят Катарро и Корфу и пока флот наш не удалится от берегов Далмации. Понеже адмирал и не был в мыслях следовать дерзкому сему ультиматуму, то Лористон объявил Рагузу присоединенной ко Франции. Не умею сказать, чем генерал Лористон склонил рагузинцев на свою сторону. Это тот Лористон, бывший товарищ Наполеона в артиллерийской школе, который перед нашествием в Россию занимал в Санкт-Петербурге должность посла, а во время отступления Великой армии из пределов наших командовал ариергардом и приезжал для переговоров к Кутузову в Тарутинский лагерь.

Когда мы обогнули Паксо, сильный ветер развел волнение, и корабли, идучи брейдевинд, качались подобно легким челнокам. Идучи к Корфу при северном ветре держали мы на северную оконечность его, для того, что в Ионическом море течение вместе с ветром стремится или в Адриатическое море, или к югу вдоль берегов Мореи. Возвышенные горы Албании, в древности Эпира, касаясь до небес, были у нас вправе, влеве – прекрасный остров Корфа. Плавание из Чёрного моря до Корфы считая под парусами, совершили мы в четырнадцать дней. Главнокомандующим оставлен был здесь контр-адмирал Грейг с кораблем "Ретвизаном" и фрегатом "Автроилом". Мы лихо обрезали корму адмиральскому кораблю, и прошли по правому борту, неистово галдя "Ура!" Все наши суда в знак вступления под начальство Сенявина спустили белый флаг и подняли красный. Не могу описать всеобщую радость при виде Черноморских наших кораблей. Первый день пребывания в Корфе провели мы во взаимных посещениях, шлюпки беспрестанно переезжали с корабля на корабль, всякий спешил видеть товарища, друг и брата. Смело сказать можно, что никогда еще не бывало в Средиземном море столь большого флота российскаго и что Российский флаг преимуществовал здесь над всеми прочими. Радость, надежда сразиться с французами была общая на всем флоте. Молодость не думала об опасностях, а токмо о славе отечества.

Не простираясь до садов Армидиных, стоит сказать хотя несколько слов о том, насколько важно в отношении политическом было наше пребывание здесь.