Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

Все письма были подписаны инициалами С. К. и не содержали ничего интересного. В них даже не было тех нежностей, которые любят женщины. Они были очень короткими и сухими и сплошь заполнены рассказами Димитриоса о встречах то с итальянским аристократом, находящимся в родстве по линии жены с королевской фамилией, то с румынским дипломатом. Во всяком случае, эти письма имели для Виссера ту пользу, что показывали, каким снобом стал Димитриос. Ну что ж, тем лучше, решил он, значит, тот не станет торговаться. Виссер записал адрес отеля и вернулся в Париж, чтобы оттуда прямым поездом отправиться в Рим. Когда он вышел из вагона, полиция уже поджидала его.

Вы легко можете представить, что он думал о Димитриосе. Он был так близок к успеху и вот, пожалуйста, три бесконечных года тюрьмы. Думаю, вы согласитесь, что, с его точки зрения, только Димитриос был виноват в этом. Бессильная ярость кипела в нем все эти годы, и, мне кажется, он даже тронулся на этой почве. Выйдя из тюрьмы, он поехал в Голландию, заработал там немного денег и затем направился в Рим. Он пошел в отель, где жил три года назад Димитриос, и, прикинувшись голландским частным детективом, попросил разрешения посмотреть книгу записей о всех проживающих в отеле в тот период. Ему сказали, что она, как это принято, хранится в полиции. Выход все-таки нашелся: обнаружились счета с фамилиями проживавших в отеле в тот период. По инициалам Виссер установил, под какой фамилией проживал в отеле Димитриос, но дальше след обрывался, потому что, выехав из отеля, он не оставил своего домашнего адреса. Известно было только, что он отбыл в Париж.

Положение, в котором теперь оказался Виссер, было почти безвыходным. Судите сами. Прошло более трех лет, и найти Димитриоса, даже зная его имя, было совсем непросто. Но, главное, Виссер был выслан из Франции, и ход назад был для него закрыт до тех пор, пока он не получит паспорт на какую-то другую фамилию, а для этого нужны были деньги.

Я все-таки дал ему три тысячи франков, хоть и ругал себя за это. Мне стало нестерпимо жалко его. Тюрьма сломала его — это был уже совсем другой человек. Если раньше вы только по его горящим глазам могли догадаться, как он ненавидит вас, то теперь он обрушивал на вас поток ругательств, похожий на лай трусливого пса. Он очень сильно постарел. Я не поверил ни одному его слову и дал ему денег, чтобы поскорей избавиться от него. Представьте мое изумление, когда год назад я получил почтовый перевод на три тысячи франков. В сопроводительном письме было всего несколько слов: «Я все-таки нашел его. С глубокой благодарностью возвращаю вам свой долг». Подписи, конечно, не было. По почтовому штемпелю я установил, что перевод был отправлен из Ниццы.

Перевод этот навел меня на размышления, мистер Латимер. Виссер был, как вы уже знаете, человек тщеславный и самодовольный. Такие люди, как он, могут выбросить три тысячи франков лишь тогда, когда имеют в сто раз больше. Источник мог быть только один — Димитриос.

Я сидел в то время без дела, много читал, вы знаете, мистер Латимер, в конце концов устаешь и от книг, от этих вымышленных разговоров, от описаний выдуманных чувств. Я подумал, что для меня будет хорошим развлечением поиск Димитриоса. Если Виссер нашел дойную корову, то почему бы и мне не подоить ее. Вы, вероятно, подумали, мистер Латимер, о моей алчности. Уверяю вас, вы не правы. Я потому этим занялся, что мне было интересно, что из этого выйдет, да и, кроме того, должен же был Димитриос понести материальный ущерб за нанесенные мне неприятности и оскорбления. И я поехал в Рим.

Могу вам сказать, мистер Латимер, что я ринулся в неизвестность, зная только инициалы, которыми Димитриос подписывал свои письма графине, да еще то, что он проживал в одном из дорогих отелей. Когда я посетил пятый по счету отель, попросив показать мне счета за 1932 год, я получил грубый отказ и понял, что надо искать другой путь. К счастью, друзья нашли мне одного чиновника из правительственного аппарата, который и помог мне, не без некоторых затрат с моей стороны, конечно, познакомиться с архивами министерства внутренних дел. Я не только узнал фамилию, которой пользовался теперь Димитриос, но мне стало известно также и то, чего не мог знать Виссер: Димитриос стал гражданином одной латиноамериканской республики, чиновники которой не были слишком уж щепетильными и давали гражданство всякому, у кого был тугой кошелек. Любопытно, что я также стал гражданином этой республики в том же 1932 году. Так что я и Димитриос стали теперь согражданами.

Признаюсь, мое сердце радостно билось, когда я возвращался в Париж. Естественно, я обратился в консульство своей новой родины. Принявший меня консул вел себя грубо и вызывающе: он сказал, что не знает никакого сеньора С. К. и что если бы я даже был самым его близким, лучшим другом, то и тогда бы он не сказал мне, где сейчас сеньор С. К. находится. Мне было ясно, что он лжет, но что я мог поделать? Я вскоре получил и другой удар: дом графини на авеню Гош вот уже два года стоял пустой.