Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

Хотя ему и было не по себе, Латимер постарался улыбнуться как можно непринужденнее. Он вдруг почувствовал, что, по-видимому, наступил на любимую мозоль хозяина.

— Если бы вы не были с ним хорошо знакомы, он, конечно, не рекомендовал бы меня вам и уж тем более не просил бы поделиться со мной информацией об очень интересном субъекте.

Латимер замолчал, довольный тем, что ему удалось выкрутиться из трудного положения.

Гродек смотрел на него, став вдруг задумчивым и серьезным, и Латимер мысленно выругал себя за нелепое — теперь это было очевидно — сравнение с вышедшим на пенсию инженером. Под этим пристальным взглядом ему стало очень неуютно, и он пожалел, что нет у него в кармане люгера, которым размахивал мистер Питерс. Нет, этот взгляд не был угрожающим. Однако было что-то…

— Мсье, — обратился к нему Гродек, — боюсь вас обидеть своим прямым и, быть может, грубым вопросом. Все-таки мне хочется знать, нет ли у вас какой-либо другой причины, которая привела вас ко мне, помимо обычного для писателя интереса к человеческим слабостям.

Латимер почувствовал, что краснеет.

— Поверьте, я говорил правду… — начал он.

— Я готов вам верить, — мягко перебил его Гродек, — но, простите, где гарантии, что это правда?

— Я могу вам дать честное слово, мсье, что любую информацию, которую получу от вас, я буду рассматривать как не подлежащую разглашению, — тихо, стараясь быть убедительным, возразил Латимер.

— Значит, — вздохнув, сказал хозяин, — я выразился недостаточно ясно. Информация сама по себе не имеет никакого значения. То, что происходило в Белграде в 1926 году, сейчас уже никого не интересует. Важно, однако, то, что это имеет прямое отношение ко мне. Не скрою, ваш друг Питерс поступил несколько неосторожно, направив вас ко мне. Сознавая это, он все-таки умоляет меня быть снисходительнее и оказать ему любезность — он напоминает мне, что в свое время тоже оказал мне любезность, — рассказать вам о Димитриосе Талате. Он пишет, что вы писатель и вас интересует все то, чем обычно интересуются писатели. Прекрасно! Однако есть одна вещь, которую я все-таки не могу понять, — Он помолчал, потом взял стакан и осушил его. — Поскольку как писатель вы знакомы с психологией, то вам, конечно, известно, что у большинства людей, независимо от того, чем они занимаются, имеется стимул, который и определяет все их действия. У одних это тщеславие, у других удовлетворение какой-либо страсти, у третьих неуемная жажда денег и так далее. Так вот Питерс один из тех, у кого главный стимул — деньги. Причем этот стимул у него настолько хорошо развит, что он, как всякий скряга, безумно влюблен в одни только деньги. Пожалуйста, не поймите меня превратно: я не хотел этим сказать, что Питерс подчинил все свои действия этому стимулу. Единственное, что я хочу сказать, это то, что, насколько я знаю Питерса, невозможно себе представить, чтобы он, посылая вас ко мне, имел в виду лишь «способствовать развитию английской детективной литературы» — так он выразился. Вы поняли, куда я клоню? Мне приходится быть подозрительным, мсье, ведь у меня все еще есть враги. Мне кажется, вам надо рассказать о ваших отношениях с нашим общим другом Питерсом. Вы не возражаете?

— С большим удовольствием, но, к сожалению, не могу этого сделать по очень простой причине: я просто не знаю, в каких мы с ним отношениях.

Латимер заметил, что взгляд серых глаз его собеседника стал суров.

— Мне не до шуток, мсье.

— Мне тоже. Я собирал материал об этом человеке, о Димитриосе, и встретился с Питерсом. По каким-то мне непонятным причинам он также интересовался Димитриосом. Он видел меня в комитете по беженцам, когда я был там. Он последовал за мной в Софию и, ворвавшись ко мне — между прочим, с револьвером в руках, — потребовал, чтобы я объяснил ему, почему я интересуюсь этим человеком, который, замечу, был убит два месяца назад, когда я им и не думал интересоваться. Он сделал мне следующее предложение: если я встречусь с ним в Париже и соглашусь участвовать в одном проекте, который он разрабатывает, то в случае успеха каждый из нас получит по полмиллиона франков. Он сказал, что я обладаю информацией, которая сама по себе бесполезна, но если ею дополнить информацию, которой располагает он, то вместе получится нечто драгоценное. Я ему, естественно, не поверил и отказался участвовать в его проекте. Тогда, видимо, надеясь этим привлечь меня и в то же время доказать свою добрую волю, он дал мне рекомендательное письмо к вам. Перед этим я сказал, что интересуюсь Димитриосом как писатель, и признался, что собираюсь ехать в Белград, чтобы пополнить свою информацию о нем. И тогда он мне сказал, что вы единственный человек, который знает, как все было на самом деле.

Гродек чуть не вытаращил глаза от удивления.

— Вы, конечно, знаете, мсье, как неприятно излишнее любопытство, но все же я хотел бы знать, откуда вам стало известно о том, что Димитриос Талат был в Белграде в 1926 году?