Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера

Стало совершенно ясно, что искать 50 палаток ассинибойнов – дело бессмысленное, и мы решили присоединиться к группе кри, с которой повстречался юноша. Но тут мы совсем случайно столкнулись с другой группой того же племени. И хотя мы с ними не были знакомы, все же, узнав, где их руководитель, мы вошли в его палатку и уселись у очага. Тотчас женщины повесили над огнем котел и достали из мешка какую-то неизвестную нам еду, пробудившую любопытство. Когда нам принесли поесть, мы рассмотрели, что это маленькие рыбки одинаковой величины, не более дюйма, В котел их бросили в виде большого смерзшегося комка. Этих маленьких рыбок, которых мы позднее научились ловить и приготавливать, собирают в полыньях мелких озер, где они скапливаются в таком количестве, что их можно сотнями вычерпывать просто руками. Когда мы поели, одна из женщин, как видно главная жена вождя, осмотрела наши мокасины и подарила каждому из нас по паре новых. Эти индейцы уже собрались в поход и вскоре расстались с нами. Намереваясь охотиться на бизонов, мы решили соорудить сунжегвун и запрятать там все свое имущество, чтобы оно не обременяло нас в предстоящем длительном походе. Затем наша семья пошла по следам группы кри и догнала их в прерии.

Мы попали туда примерно в середине зимы; вскоре наш долговязый юноша надоуэй заболел. Его друзья обратились к старому знахарю из племени кри, по имени Медведь, с просьбой помочь больному. «Дайте мне 10 бобровых шкурок, – заявил старик, – и я приложу все свое умение, чтобы его вылечить». Но мы оставили все свои меха в сунжегвуне и после этого добыли лишь девять шкурок. Пришлось взамен десятой предложить знахарю кусок материи, более ценной, чем бобровая шкурка, и тогда он согласился начать лечение. Старик соорудил особую палатку, где в первый день занялся тайными обрядами в отсутствие больного. На другой день мы принесли занемогшего юношу и посадили на циновку поближе к огню. Старый Мук-ква, весьма посредственный чревовещатель и не очень искусный знахарь, с грехом пополам подражал различным звукам, пытаясь убедить присутствующих, что эти шумы исходят из груди больного. Под конец он заявил, что слышит, как злой огонь бушует в груди юноши. Положив одну руку ему на сердце, а другую на спину, к которой он вдобавок прикоснулся ртом, старик некоторое время массировал больного и дул на него, пока как бы случайно на пол не упал маленький шарик. Знахарь продолжал массировать и дуть, то подбрасывая шарик, то перекидывая с руки на руку, и наконец бросил его в огонь, где он сгорел, шипя, как влажный порох. Меня это нисколько не удивило, ибо я видел, как знахарь заранее насыпал немного пороха на то место, куда упал шарик. Заметив, что его магия не удовлетворила «клиентов», знахарь стал уверять, будто в грудь больного проникла змея, которую он сможет удалить только на следующий день. Извлечение змеи сопровождалось такими же ужимками и бормотанием, после чего он действительно показал нам маленькую змейку. Затем знахарь прикрыл рукой то место, откуда он якобы вытащил змею, пояснив, что рана еще не затянулась. Он не уничтожил змейку, а осторожно отложил ее в сторону, будто бы для того, чтобы она не проскользнула в тело кого-нибудь из присутствующих. Все эти неумелые приемы вызвали у надоуэев взрыв смеха, но на больного не оказали никакого воздействия. Вскоре надоуэйи сами научились имитировать различные шумы и старик с тех пор стал объектом постоянных насмешек. Несколько самых уважаемых и умных индейцев кри посоветовали нам не иметь больше дела с Мук-квой, которого считали слабоумным.

Как раз в то время у меня приключились неприятности с одним из надоуэев, охотившихся по договору с «Оджибве-Вай-мет-и-гуш-ши-вуг». В эту местность он прибыл после меня, и, следовательно, у него было меньше прав на выбор угодий для промысла. Между тем один или два раза он уже бросил мне упрек в том, что я охочусь на его территории. Как-то раз я выследил нескольких бобров, поставил капканы и, как обычно решил прийти за добычей на следующий день. Но, вернувшись туда утром, я обнаружил, что этот индеец пошел по моим следам, бросил мои капканы в снег и расставил вместо них свои. В его капканы попался только один бобер, которого я без колебаний отнес домой как свою добычу. Следуя его примеру, я выкинул в снег его капканы и насторожил свои. Об этом происшествии узнали все индейцы в лагере, и даже друзья надоуэя отвернулись от него, приняв мою сторону. При подобных недоразумениях у индейцев вместо законов действуют обычаи племени. Нарушитель обычая не может рассчитывать ни на поддержку, ни на сочувствие. Но, как правило, угнетение или бесчестные действия по отношению друг к другу среди индейцев довольно редки.