Тридцать три ненастья

А вскоре уехала и Люся, забрав надаренные книги и гостинец для бабушки Дуни, доживающей старость в Струнино у дочери Клаши. О любимой бабушке мы поплакали на вокзале: у неё случился перелом шейки бедра – большая беда для такого возраста.

Жизнь потянулась, как в стихах у Николая Гумилёва:

Однообразные мелькаютВсё с той же болью дни мои,Как будто розы увядают,И умирают соловьи…

И пришло гневное письмо из Клеймёновки. Оно начиналось стихами, из которых помню только:

Даже гнев ваш бабий, право слово,Только желчи добавляет в кровь!

В конверт вложено несколько уже потемневших лепестков мака. И строчка в конце письма: «Ярче губ твоих!»

Утешившись, легла дочитывать «Соборян».

Василий сказал мне как-то: «Моя женщина не может быть необразованным человеком и слабой поэтессой. Хочешь быть со мной – стань первой!»

В этом он весь! Так его с детства воспитывали: самый умный ребёнок на хуторе – Васька Макеев. Первые лыжи – у него! Первые коньки – у него! Лучшие отметки в школе – у него!

В моём детстве всё было иначе. Мне говорили: знай своё место. Не в том смысле, что ты здесь последняя, а в том, что оценивай себя трезво, по заслугам. И я научилась не переоценивать себя. Но если была в чём-то лучшей, уверенно держала позицию.

Четырёхлетку Василий окончил в Клеймёновке. Школьной ребятни было немного, и классы спаривали: первый со вторым, третий с четвёртым. На всю школу один учитель. Им был Михаил Павлович Соснин, живущий в соседней Вихляевке. Уже с третьего класса учитель стал доверять самому грамотному ученику Васе Макееву проверять тетрадки малышей и даже одноклассников. Объяснял: «Двойку ставишь, если найдёшь больше семи ошибок». Макеев честно исполнял указание. Глянул Соснин, а двойки почти в каждой тетрадке. Ужаснулся: «Ты что же, балбес, натворил?! Кое-где надо было ошибки исправить и троечку натянуть».

С пятого класса клеймёновские ученики начинали ходить в вихляев-скую восьмилетку. По просёлку – 6 км, через лес – 4. Чтобы не было скучно идти, Вася вслух сочинял считалки и частушки. Одну я запомнила.

На лугу сидит Лука,На Луке висит рука,На руке висит рукав,Ты остался в дураках!

Когда Михаил Павлович вышел на пенсию, бывшие клеймёновские ученики, добравшись до Вихляевки, оставляли в его дворе свои велосипеды. Забавная картинка – весь двор в велосипедах!

Однажды вихляевские пацаны наскочили на клеймёновских, завязалась потасовка, но силы были не равны. Михаил Павлович выскочил с бадиком и разогнал забияк, защищая своих подопечных.

На селе всегда была проблема с учительскими кадрами. Василий рассказывал, что немецкий язык у них преподавал простой хуторской казак, побывавший в немецком плену. Кто-то из ребят спросил его: «А как по-немецки будет окунь?» И тот не растерялся: «Чекомас!» Озорники тут же приклеили ему прозвище – Чекомас. Тем он и запомнился.

Памяти Михаила Павловича Соснина Василий написал позже пронзительное стихотворение «Начальная школа». Процитирую несколько строф:

Снится мне школа старая,Парта моя усталая,Крашеная доска.Чувствую осязательноВ пальцах моих старательныхТалый ледок мелка.

Крошится он и тупится.Кто за меня заступитсяВ строгой моей стране,Если в далёком городеПоезд на жутком холодеСтал по моей вине?Плохо урок я выучил,Первый учитель выручил,Был он не лыком шит.Стёжки метель запутала,

Он из другого хутораУтречком к нам спешит…

Кстати, эти стихи, как и многие другие, Василий привёз с одного из своих сенокосов.

Через день я отправляла ему внушительную стопку газет, засунув их в большой жёлтый конверт. Марки на почте выбирала самые красивые, живописные. В ответ приходили нежные благодарные письма с вложенными в них ромашками, кашками или васильками. И вот однажды пришло сообщение: жди в пятницу к обеду.

О, я умела ждать и встречать красиво!

Прозвенел дверной звонок, и он вошел – свежий, пахнущий травой и молоком, лишь чуть припылённый долгой дорогой. Как это было! Как это было! А в руках – сумка огурцов, килограммов восемь.

– Господи, что же с ними делать?

– Режь салат на закуску.

Из наплечной сумки на свет божий появились две бутылки «Краснодарского» коньяка.